Воспоминания торговцев картинами - читать онлайн книгу. Автор: Поль Дюран-Рюэль, Амбруаз Воллар cтр.№ 115

– Да это же «Меркюр де Франс»! – воскликнул я, обращаясь к папаше Фрадену. – Кто же его здесь читает?

– Ну я, мсье…

– А почему вы читаете этот журнал?

– Для того, мсье, чтобы повысить уровень культуры.

При слове «культура» другой крестьянин, показывая своему соседу на папашу Фрадена, произнес:

– Возможно, он знает толк в неолите, но что касается культуры, то я говорю вам: когда после овса вы закончили с пшеницей, надо снова вернуться к овсу…

– Идемте поглядеть на раскопки! – вдруг воскликнул кто-то из посетителей.

И вся компания отправилась к месту раскопок. Папаша Фраден шел впереди всех вместе с двумя сановниками из министерства народного просвещения. За ними следовала небольшая группа, состоявшая из врача, геолога-любителя, господина Демезона, молодой актрисы мадемуазель Реймон и меня.

Интересующий нас участок был расположен ниже склона холма. По пути, возле поля, где росли пшеница и маис, мы заметили четырехугольную грядку с многолетними растениями красивого голубоватого цвета.

– Что это такое? – поинтересовался я.

Геолог предложил спросить об этом девочку, которая пасла рядом стадо.

Милый ребенок был поглощен чтением книги. Я вообразил, что это одна из многочисленных публикаций, порожденных известным научным спором. Но глозелевская лихорадка еще не коснулась нашей юной пастушки. То, что она так внимательно читала – и что, кстати, представляет, по-моему, куда больший интерес, чем проблемы первобытной истории, – было «Полой иглой», романом, принадлежащим перу автора «Приключений Арсена Люпена» ^[79].

Показав девочке на цветки, которые привлекли наше внимание, мы спросили:

– Что это за растение?

– Я знаю только то, что имеет отношение к баранам, – ответила она.

Однако мы все же получили необходимую информацию, так как в этот момент какой-то прохожий воскликнул: «Смотри-ка, топинамбуры!»

Было уже почти пять часов, когда мы добрались до места раскопок. Это был довольно изрытый глинистый участок, тут и там виднелись более или менее глубокие ямы. Потоптавшись в глине и не увидев ничего примечательного, мы двинулись обратно.

– Ну, мсье Воллар, что вы думаете обо всем этом? – спросил у меня один из наших спутников, когда мы сели в автомобиль, направлявшийся в Виши.

Почувствовав в это мгновение что-то твердое у себя под ступней, я снял ботинок и извлек из него подковный гвоздь.

– Эврика! – воскликнул я и, протянув этот предмет собеседнику, продолжал: – Смотрите: гвоздь!.. Теперь хорошенько следите за ходом моих рассуждений. Предположим, что когда-то на участке Фраденов находилось что-то вроде разборного дома… Представим, что его владелец собирал разные ветхие вещи; в конце концов коллекция ему опостылела, и, допустим, перебираясь в другое место, он сбросил весь этот хлам в овраг, который впоследствии засыпало.

– Разборный дом! Ну конечно! – воскликнул мой собеседник. – Это позволяет объяснить отсутствие неолитического фундамента, которое так удивило ученых… Любительская коллекция… Черт возьми! Вот почему на раскопках у Фраденов находят столько остатков различных эпох. Эта версия гораздо более убедительная, чем решение, предложенное господином Камилем Жюльяном, знаменитым ученым из Коллеж де Франс, согласно которому там находилось логовище колдуньи и все найденное является ее колдовским инвентарем.

Свою гипотезу о брошенной коллекции я изложил (уже письменно) в статье, опубликованной в «Нувель литтерер» (от 29 октября 1929 года). Ее восприняли как забавную мистификацию, и я воздержался от протестов. Но каково же было мое удивление, когда позднее именно господин Камиль Жюльян собственной персоной также выдвинул версию о коллекции, брошенной ее владельцем.

* * *

Страной, которая произвела на меня самое сильное впечатление в ходе моих заграничных путешествий и одновременно показалась наиболее чопорной, была Англия. Можно подумать, что наши английские друзья, дабы утвердиться в своем индивидуализме, считают как бы долгом чести не отвечать на вопросы людей, чье произношение небезупречно, хотя они вас прекрасно понимают. К тому же путешественник должен учитывать, что некоторые слова английского происхождения приобрели во французском языке другой смысл. Лондонский отель, в котором я остановился, испытывал гордость за своего портье, говорящего по-французски. Когда я вернулся вечером из театра, дежурный гарсон, вместо того чтобы ответить на мой вопрос, указал мне на табличку: «Портье, говорящий по-французски, лег спать». Моему самолюбию льстило, что я в состоянии задать вопрос на приличном английском, и я авторитетно произнес: «Water-closet». Англичанин, с удивлением поглядев на меня, переспросил: «What?» Я почувствовал крайнее смущение. На мое счастье, один француз, знакомый с языком Шекспира, любезно предложил мне свои услуги. Таким образом я узнал, что по ту сторону Ла-Манша «waters» именуются туалетом. Я воспользовался предупредительностью этого человека и спросил, что на самом деле означает поразившая меня в поезде табличка: «No smoking». Прочитав эту надпись, я заключил, что в другой части вагона смокинг обязателен. Собеседник разъяснил мне, что по-английски выражение «no smoking» означает «курить воспрещается».

Разумеется, отправляясь в Лондон, я прихватил с собой фрак. Я облачился в него, когда собрался идти на званый ужин. Едва переступив порог дома, я заметил, что взгляды хозяев упорно обращаются в мою сторону. Каково же было мое изумление, когда, вернувшись в гостиницу, я заметил в номере лежащие на кресле фрачные брюки, сразу бросившиеся в глаза благодаря широкому шелковому галуну. Машинально посмотрев себе на ноги, я сообразил, что, отправляясь в гости, по рассеянности остался в брюках от моего выходного костюма. Теперь мне стало понятно удивление моих знакомых, которые были отчаянными модниками и могли подумать, что мои голубые брюки и мой черный фрак – «последний крик моды», привезенный из Парижа.

По правде говоря, я не могу в полной мере выразить свою любовь к Англии, величие и порядок которой производят такое сильное впечатление. Я видел Лондон со всеми его парками, отличающимися неповторимым зеленым цветом весной. Я видел его в густой туман, и никогда Лондон не казался мне более красивым. Вы передвигаетесь на ощупь и вдруг видите призрачные строения, воскрешающие в памяти сказки «Тысячи и одной ночи». В тот день, когда Лондон открылся мне с этой неожиданной стороны, роль проводника исполнял мой друг Поль Маз, известный французский художник, для которого Англия стала второй родиной.

Если человек улицы, словно из какого-то крайнего национализма, пропускает ваш вопрос мимо ушей, когда вы обращаетесь к нему не на безупречном английском, то, напротив, великодушный английский полисмен, представитель власти, находящийся в самом непосредственном контакте с толпой, постоянно присматривает за прохожими, готовый в любую секунду прийти на помощь. Как-то раз, выйдя из отеля, я принялся искать почтовый ящик. Увидев человека с письмом, в нерешительности глядящего по сторонам, бобби подошел ко мне и своей рукой в белой перчатке указал дорогу к почтовому отделению. И как приятно был я удивлен радушным гостеприимством, которое находишь в доме у англичанина, как только вас познакомили с ним. Мой друг Поль Маз отвел меня к одному из своих друзей. Лакей сказал нам: «Хозяина нет дома, но для его гостей, которые могут прийти, приготовлен чай». Мы выпили чаю, дожидаясь хозяина дома. И поскольку он сильно запаздывал, вернулись к Полю Мазу. Там мы застали его друга: он тоже пил чай, пока ждал Маза.