— Да, ваше величество.
— Надеюсь, новый вице-король Перу не зря послал вас, любезный дон Хусто.
Кабальеро усмехнулся.
— Всё не так просто, ваше величество… — молвил он.
— То есть? — нахмурилась Марианна.
— Меня послал не его светлость, а человек, куда более значимый, нежели вице-король…
Регентша озадаченно уставилась на него, перевела взгляд на сына, но тот сидел, тупо уставясь перед собой, и не замечал ничего, кроме закопченного жерла камина.
Тут её лицо осветилось догадкой. Вероятно, Марианне Австрийской пришло в голову, что это сам папа избрал такой вот кружной путь, дабы через мирянина Хусто передать некое тайное известие.
— Мы слушаем вас, любезный сеньор Альварадо, — церемонно сказала она, усаживаясь в кресло рядом с сыном.
В который раз поклонившись, дон Хусто заговорил доверительным тоном:
— Не секрет, что королевская казна терпит немалые убытки от бесчинств пиратов, коих науськивают короли английский и французский. Впрочем, голландцы также доставляют неприятности испанской короне… И не только на море — пиратские орды нападают на цветущие города Новой Испании и Новой Гранады, дабы разграбить их подчистую. Не знаю, докладывали ли вашим величествам о недавнем печальном событии…
— Говорите! — приказала регентша.
— Печально знаменитый пират Морган, прославившийся разбоем, захватил и обчистил Пуэрто-Бельо.
— Это невозможно! — вырвалось у Марианны. — Вы лжёте!
— Я не лгу, ваше величество, — прохладным тоном произнёс дон Хусто. — Морган взял приступом все крепости, оборонявшие Пуэрто-Бельо, и вывез ценностей на двести пятьдесят тысяч песо.
— Двести пятьдесят тысяч… — повторила за ним регентша, словно визгливое эхо.
— Да, ваше величество. А теперь этот враг Испании затеял ещё более наглое вторжение на земли испанской короны — весной будущего года Морган намерен обобрать Маракайбо и Гибралтар.
Карл II продолжал безучастно пялиться в камин, а вот мать его дёрнулась:
— Что вы хотите, сеньор Альварадо? Награды за худые вести?
— Ах, что вы, ваше величество! Я добивался аудиенции не ради корысти. Судьба Испании волнует меня куда больше. Об одном прошу ваше величество: пошлите в воды, омывающие Западные Индии, сильную эскадру, дабы военные корабли его католического величества короля Испании — да хранит его Бог! — выступили бы на защиту Маракайбо!
— И тогда проклятый Морган останется ни с чем, — проговорила Марианна, словно продолжая мысль странного посланца.
— Более того, ваше величество, — подхватил де Альварадо, — его повесят на рее, как то и полагается делать с морскими разбойниками, и вообще с этими еретиками-лутеранос!
— А верны ли вести, вами принесённые, любезный дон Хусто?
— Ваше величество может положиться: мне известен и день, и час, когда эскадра Моргана выйдет к берегам Новой Гранады. Мы знаем точно, сколько он возьмёт с собою народу и число его кораблей. Нам ведомо, где его встретить — и потопить!
— Хорошо! — твёрдо сказала регентша, уяснив для себя, что ничего не теряет, и сделала движение рукой.
Словно по волшебству, возник согбенный седой старик, будто окостеневший в вечном поклоне.
Он явился с пачкой пергаментов, серебряной чернильницей и сразу пристроился за бюро.
Громко продиктовав адрес и все полагавшиеся любезности от высшего к низшим, Марианна перешла к сути дела:
— …Повелеваем дону Алонсо де Кампо-и-Эспиносе, нашему адмиралу, взять под своё командование армаду Барловенто в составе трёх боевых кораблей и отправиться в воды Западных Индий с целью очистить их от пиратов. Сей приказ будет передан вам из рук дона Хусто де Альварадо, посланного нашими величествами в помощь, дабы передать устные наставления…
Надиктовав ещё десяток строк, регентша — по сути, правительница Испанской империи — размашисто расписалась.
С поклоном поднеся грамоту королю, она добилась того, что вялая рука Карла подмахнула документ, а затем приложила к нему большую печать.
— Ступайте с Богом, любезный дон Хусто, — с чувством сказала Марианна, — и не позвольте пиратам вершить их чёрные дела!
Де Альварадо с поклоном удалился, пообещав непременно исполнить волю их величеств.
Ямайка, Порт-Ройал.
В Порт-Ройале «генерала пиратов» и всю его братию встречали как триумфаторов. Весь город вышел на причалы, радуясь не понарошку, — торговцы и проститутки предвкушали, сколько им перепадёт золотой и серебряной монеты, и даже губернатор Модифорд крякал довольно.
И не потому лишь, что был в доле. Уж кто-кто, а сэр Томас прекрасно знал, как обрадуются в Лондоне золотому ручейку с Ямайки!
Он наполнит карман и герцога Альбемарля, давно уж прикрывавшего Модифорда, и лорд-адмирала Англии, герцога Йоркского, и его величества Карла II.
И пока ручеёк сей не иссякает, губернатору Ямайки не о чем беспокоиться — всё схвачено…
…Стоял август. Порт-Ройал гулял с утра до ночи, флибустьеры устраивали грандиозные попойки, шлюхи ударно трудились, купцы потирали руки, радуясь своим складам, до потолков забитым награбленным товаром.
На вторую неделю после прибытия Олег построил свою команду, оглядел запойные лица и мягко проговорил:
— Вам сколько лет, мужики?
Мужики очень удивились.
— Т-так по-разному, к-капитан, — растерянно сказал Бастиан. — Мне т-тридцать пять, Жану вон д-двадцать восемь…
— Двад-цать две… девять, — поправил его Больянгер. — Уже.
— И что? — насмешливо спросил Сухов. — Вы так и собираетесь всю жизнь лапать чужих баб и отбирать чужое добро?
— Ты это к чему, капитан? — миролюбиво спросил Голова.
— А к тому, что пора кончать эти пьянки-гулянки! Вы для того жизнями рисковали, чтоб раздарить своё золото потаскушкам да кабатчикам? Через десять-двадцать лет, если доживёте, вы состаритесь — и не будете уже нужны никаким капитанам. А кому будете? У вас же ни дома, ни жены, ни детей! Короче. Вон в той стороне, — Олег махнул в сторону юга, — лежит Испанский Мэйн. Оттуда исходит злато-серебро, которое мы вправе отнять и присвоить. Только я не собираюсь махать саблей, пока не найдётся кто помоложе и пошустрей меня, чтоб зарубить капитана Драя. Я вернусь к семье. Мой дом, моя жена и моя дочь так далеко отсюда, что я не знаю ещё, как до них добраться. Но узнаю обязательно! А вы… Мужики, я не собираюсь читать вам проповеди, но всё же: одумайтесь. Не сорите деньгами, как последние простофили. Копите на дом, на безбедную жизнь, чтоб вернулись вы на родину завидными женихами! Сегодня — ладно, ступайте. Гульните, коли невмочь. А завтра жду вас на борту. Сходим на Тортугу и вернёмся. Мне надо отдать должок, а вам — протрезветь и сообразить, как жить дальше. Разойдись!