Пират - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Большаков cтр.№ 39

Удивительно, но на следующее утро не явился лишь Жакоб Гуляка, чьи жизненные устремления точно передавало прозвище.

Галиот «Ундина» покинул гавань Порт-Ройала и взял курс на Тортугу.

В пути никаких происшествий не случилось, плавание прошло тихо и спокойно, даже ветер задувал умеренно.

В Бастере тоже всё было по-прежнему, без перемен. В этом сказывалось великое преимущество семнадцатого столетия.

Человек будущего свыкся с чудовищным прессингом, что давит на него с рождения до смерти, — нет в мире XXI века ничего устоявшегося, неизменного. Нет, всё бешено развивается, каждый божий день рождается нечто новое, подписывающее приговор старому, отживающему настолько быстро, что оно не успевает отложиться в памяти.

Никому даже в голову не придёт оставлять в наследство свой компьютер, ибо каждые полгода, а то и быстрей в магазины завозят всё новые и новые модели.

Люди смиряются с обилием информации, привыкают к вечной изменчивости мира, к его эфемерности и временности.

Уже никто не строит на века — новые здания в облицовке из металла и пластика красиво блестят, но не простоят и полвека, будучи брошенными.

Да и зачем, верно? Снесём и что-нибудь другое построим…

Книги пишутся на месяц — прочитаешь и ждёшь продолжения.

Еда становится фабричной продукцией, где слово «натуральный» встречается только на упаковке, а что внутри, лучше не думать. Отношения между людьми завязываются на бегу и распадаются очень быстро, как всё окружающее, — пересеклись, переспали, перестали встречаться…

Цены скачут, как ненормальные, идеи мельчают и старятся быстрее человека, цивилизация несётся куда-то галопом, всё набирая и набирая ускорение, и никто из людей не ведает, не догадывается даже, куда их заведёт выбранный путь.

Человечество походит на безумного машиниста, что всё подбрасывает да подбрасывает уголька в топку, а паровоз мчится в тумане, и ни одна живая душа не скажет, где кончаются рельсы, и проложены ли они вообще…

Никто не спрашивает себя, что нужно человеку для счастья, и не ищет ответ на этот вопрос. Люди сходят с ума, кончают с собой, травятся наркотиками и спиртом, лишь бы остановиться, замереть, сойти с круга, с трассы бесконечной жизненной гонки, ищут покоя, бросаясь из религии в религию, из секты в секту, и только опустошают себя…

…А в семнадцатом веке тишь да гладь!

Сейчас, на излёте Средних веков, никто никуда не спешит.

Не торопится жить.

Строят основательно, чтобы и прапраправнукам жить-поживать да добра наживать. А как же ещё?

Олега умиляли здешние цены — всё это вялотекущее столетие они практически не менялись, да и с чего бы им расти?

Хитрозадые банкиры, придумавшие финансовые пузыри с пирамидами по формуле «деньги — деньги — деньги», ещё не завелись.

Крестьяне по-прежнему, как и сто лет назад, пахали землю, засевали её, собирали урожай. Гончары лепили горшки, кузнецы ковали, рыцари обнажали мечи. Лепота!

Рассыпаясь в благодарностях, Сухов вернул д’Ожерону долг. Хозяин, чего и стоило ожидать, так вот, запросто, не стал отпускать гостя, а сперва пригласил на обед, где с помощью хорошего вина губернатор и капитан «пролонгировали договор о дружбе и сотрудничестве».

Резиденцию Олег покинул в приподнятом настроении, и хмель немало тому способствовал.

Направляясь в порт прямым путём, он немного заплутал, свернув наугад, попадая вместо знакомого проулка в тупик.

Глубокомысленно оглядев загородивший проезд двухэтажный дом с тенистыми галереями, куда вели наружные лестницы, Сухов развернулся, не чувствуя особой крепости в ногах, и замер.

Перед ним стояла прехорошенькая девушка, индианка или метиска, с золотистой кожей, как у загорелой европейки, с прямыми иссиня-чёрными волосами и огромными тёмными глазами.

Скво носила уипиль, белое платье-чехол, которое не слишком скрывало великолепную фигуру.

Не колеблясь, барышня приблизилась к Олегу и сказала отрывисто, на чистом французском:

— Ты мне нравишься. Я хочу быть твоей. Не бойся. Я ещё не была с мужчиной. Совсем и никогда.

У Сухова во рту пересохло, но обычная настороженность, хоть и разбавленная вином, удерживала его от совершения глупостей. Словно почувствовав его колебания, девушка прижалась к Олегу всем телом, и это было как контрольный выстрел по рассудительности.

Он облапил нечаянную подружку, а та, извиваясь в его руках, потёрлась щекой о щёку и опалила шёпотом ухо мужчины:

— Пошли!

Девушка взяла Сухова за руку и быстро повела за собою.

Они взобрались по скрипучей лестнице наверх, прошагали по галерее и юркнули в узкую дверь.

За нею открывались две комнатки, полупустые и чистые.

Только широкий топчан в углу, застеленный десятком одеял, да низенький столик под окном. На столике находился увесистый с виду божок, выточенный из полупрозрачного нефрита.

Перед ним, в бронзовой курильнице, тлели какие-то травы, распространяя ароматный, дурманящий дымок.

Лязгнув засовом, девица мгновенно стянула свой уипиль, и Олег вовсе потерял способность соображать что-либо.

Индианка не просто была хороша, с неё можно было лепить статую Лилит, древнейшей соблазнительницы.

Казалось невозможным, что подобное тело принадлежит живой девушке, а не нарисовано для эротического мультика озабоченным художником.

Скво подняла руки, складывая их над головой, встала на цыпочки, изогнулась дразняще…

Кровь ударила Сухову в голову. Он так долго не знал женщины, а тут…

Отбросив все свои сомнения вместе с одеждой и оружием, Олег подхватил на руки девушку и уложил её в постель…

Минул час или два. Изнемогший, но удоволенный, Сухов лежал и ни о чём не думал. Ему было слишком хорошо, чтобы ещё и ум напрягать.

Странно, просочилась сквозь пелену истомы ленивая мысль, такая теплынь, а кожа у него сухая… Обычно от «блаженного труда любви» в тропиках потеешь, как в бане… И красавица его чиста и свежа…

Олег перекатил голову — напрягаться совсем не тянуло — и посмотрел на девушку. Она лежала рядом, закрыв глаза и дремотно улыбаясь. Только груди её вздымались от бурного дыхания, топорща соски.

— Как зовут тебя? — проговорил Сухов.

Девичьи губы дрогнули.

— Штабай, ^[25] — слетело с них.

«Как много девушек хороших, — припомнил Олег строки из старой песни, — как много ласковых имён…»

Ну не сказать, что «Штабай» звучит ласково… Но экзотично.