— Ах, Бодлеры, — сказал он, — я так рад, что вы живы. Ваши родители…
— Ни слова больше! — И Капитан Люсиана зажала рукой в белой перчатке рот Жаку.
— Пипит! — вскрикнула Солнышко, желая сказать «Погодите!», но Капитан Люсиана то ли не слышала, то ли ее это не интересовало. Она быстро вытолкала Жака за дверь, прежде чем он успел сказать хоть слово. Горожане привстали на стульях, наблюдая эту сцену, а потом принялись болтать между собой, едва Старейшины покинули зал. Бодлеры услышали, как мистер Леско перебрасывался шутками с Верхогенами, как будто весь этот вечер был веселой вечеринкой, а не собранием, где приговорили к смерти невиновного.
— Пипит! — снова вскрикнула Солнышко, но никто не слушал.
Гектор, по-прежнему глядя в пол, взял Вайолет и Клауса за руки и вывел из ратуши. Дорогой он не произнес ни слова, Бодлеры тоже. Все у них внутри дрожало, а на сердце было так тяжело, что они рта не могли раскрыть. Сколько дети ни оглядывались, покидая собрание Совета, они нигде не увидели ни Жака, ни Капитана Люсианы, и они испытали боль, даже более сильную, чем когда делали скоропалительный вывод. Они почувствовали себя так, будто спрыгнули со скалы или выпрыгнули на рельсы перед идущим поездом. Очутившись вне стен ратуши на свежем воздухе, Бодлеры почувствовали себя так, будто никогда уже не смогут прыгать от радости.
Глава седьмая
В нашем огромном и жестоком мире найдется огромное множество неприятных мест, где может очутиться человек. Можно очутиться в реке, кишащей разъяренными электрическими угрями, или в супермаркете, полном злобных бегунов на длинные дистанции. Можно оказаться в отеле, где нет обслуживания в номерах, или же заблудиться в лесу, который медленно наполняется водой. Можно оказаться в осином гнезде, или же в заброшенном аэропорту, или в кабинете детского хирурга.
Но одно из самых неприятных приключений — это попасть в дурацкое положение. Что и произошло тем вечером с бодлеровскими сиротами. Попасть в дурацкое положение означает, что все представляется необъяснимым и опасным и вы не понимаете, что делать и как быть. И это самая большая неприятность, с какой доводится сталкиваться. Трое Бодлеров опять сидели у Гектора на кухне и ждали, пока он приготовит очередное мексиканское блюдо. И по сравнению с дурацким положением все остальные их проблемы показались им теперь цветочками, чем-то мелким, подобно кусочкам картошки, которую сейчас нарезал Гектор.
— Все кажется необъяснимым, — угрюмо проговорила Вайолет. — Тройняшки Квегмайры где-то рядом, но неизвестно где, а единственный ключ к разгадке — два непонятных стихотворения. А теперь еще прибавился человек с татуировкой на щиколотке, но он не Граф Олаф и он хотел нам что-то рассказать про наших родителей…
— Все это более чем необъяснимо, — добавил Клаус. — Это опасно. Необходимо спасти Квегмайров до того, как Граф Олаф учинит что-нибудь ужасное. И надо убедить Совет Старейшин в том, что арестованный действительно Жак, а то его сожгут на костре.
— Жечь? — вопросительным тоном произнесла Солнышко, желая сказать что-то вроде «Так что же нам делать?».
— Уж и не знаю, что мы еще можем сделать, Солнышко, — ответила Вайолет. — Мы целый день ломали себе головы над смыслом стихов, и мы изо всех сил старались убедить Совет Старейшин, что Капитан Люсиана ошиблась.
Вайолет и двое младших Бодлеров обратили взгляд на Гектора, который не приложил ни малейших усилий, чтобы убедить Совет Старейшин, а только сидел себе на складном стуле и не произнес ни слова.
Гектор вздохнул и с несчастным видом посмотрел на детей:
— Я знаю, мне следовало что-то сказать, но я ужасно оробел. Старейшины такие важные, у меня в их присутствии язык прилипает к гортани. Но я знаю, что мы можем сделать, чтобы помочь делу.
— Что же это? — спросил Клаус.
— Мы будем есть уэвос ранчерос, — объявил он. — Уэвос ранчерос — это жареная яичница с бобами, ее подают с картофелем и маисовыми лепешками с острым томатным соусом.
Дети переглянулись, пытаясь представить себе, каким образом мексиканское блюдо вызволит их из дурацкого положения.
— И чем это поможет делу? — с сомнением в голосе проговорила Вайолет.
— Не знаю, — признался Гектор. — Зато обед почти готов. Нехорошо хвалить себя, но рецепт приготовления у меня восхитительный. Так что давайте поедим. А вдруг да хороший обед поможет вам что-нибудь придумать.
Дети вздохнули, но, кивнув в знак согласия, накрыли на стол, и, как ни странно, хороший обед и в самом деле помог Бодлерам думать. Едва взяв в рот кусок яичницы с бобами, Вайолет ощутила, как в ее изобретательском мозгу заработали колесики и рычажки. Едва Клаус обмакнул лепешку в острый томатный соус, как сразу же начал думать, какие из прочитанных книг могли бы сейчас пригодиться. А Солнышко, размазав яичный желток по всему личику, плотно сжала свои четыре острые зуба и принялась думать, на что бы они могли пригодиться. К тому времени как Бодлеры доели приготовленный Гектором обед, мысли у всех троих оформились и у каждого созрел вполне определенный план, точно так же, как Дерево Невермор в давние времена выросло из крошечного семечка, а Птичий Фонтан вырос совсем недавно по чьему-то безобразному проекту.
Первой высказалась Солнышко.
— План! — выпалила она.
— Какой, Солнышко? — спросил Клаус.
Пальчиком, вымазанным томатным соусом, Солнышко показала в окно на Дерево Невермор, сплошь покрытое, как и всегда по вечерам, воронами.
— Мергензер! — решительно заявила она.
— Сестра говорит, что завтра утром, возможно, появится еще одно стихотворение Айседоры на том же месте, — разъяснил Клаус Гектору. — Она хочет провести ночь под Деревом. Она очень маленькая, и тот, кто доставляет туда стихи, вряд ли ее заметит, и тогда она выяснит, каким образом двустишия попадают к нам в руки.
— А это приблизит нас к раскрытию загадки — где находятся Квегмайры, — дополнила Вайолет. — Хороший план, Солнышко.
— Бог ты мой, — удивился Гектор. — Солнышко, неужели тебе не будет страшно — всю ночь провести под полчищами ворон?
— Терилл, — ответила Солнышко, что означало «Не страшнее, чем карабкаться, вверх по шахте лифта, цепляясь зубами за стенки».
— У меня тоже есть неплохой план, — сказал Клаус. — Гектор, вчера вы нам сказали, что у вас в сарае собралась тайная библиотека?
— Ш-ш-ш, — прошептал Гектор, озирая кухню. — Не так громко! Вы же знаете, это против правил. Я не хочу, чтобы меня сожгли на костре.
— А я хочу, чтобы никого не сожгли, — заявил Клаус. — Есть в вашей библиотеке книги с правилами, установленными в Г.П.В.?
— А как же, — отозвался Гектор. — Сколько угодно. Раз в этих книгах говорится о людях, нарушающих правила, значит, эти книги нарушают правило номер сто восемь, которое исключает включение в библиотеку Г.П.В. книг, нарушающих правила.