Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 146

Ни одна из вышеупомянутых держав тем не менее не считала перспективу вооруженного вмешательства насущной необходимостью. Более того, когда страны с фашистской идеологией начали сближаться (в ноябре 1937 года, вскоре после того, как Муссолини объявил о создании оси Рим — Берлин, Германия и Япония подписали Антикоминтерновский пакт), в стане их потенциальных противников наблюдались все большая замкнутость и разобщенность ^{735}. Несмотря на негодование США по поводу вторжения Японии в Китай и нападения на канонерскую лодку «Панай», Рузвельт в 1937 году не мог предпринять решительных шагов в отношении заокеанских стран, даже если бы хотел: экономику накрыло новой волной кризиса, и Конгресс выступил за строгое соблюдение политики нейтралитета. Поскольку Рузвельт мог лишь публично осуждать действия агрессора, не обещая каких-либо действий, его политика лишь «усиливала сомнения Англии и Франции в надежности США» ^{736}. Сталин также был занят внутренними делами страны, правда в несколько ином контексте: чистка и показательные процессы достигли тогда своего пика. Хотя Советский Союз осмотрительно оказывал помощь Испанской республике во время гражданской войны, Сталин понимал, что на Западе неприязнь к коммунистам даже сильнее, чем к фашистам, и поэтому крайне опасно выходить на открытый конфликт с гитлеровской Германией и ее союзниками. Действия Японии на Дальнем Востоке и подписание Антикоминтерновского пакта заставили его стать еще более осторожным.

Среди всех держав в 1936–1937 годах сильнее всех пострадала, разумеется, Франция. Ее экономика была разрушена, а на политической арене произошло настолько сильное разделение, что некоторые наблюдатели полагали, что страна близка к гражданской войне. Помимо этого сложная система безопасности Франции была практически полностью уничтожена в результате серии сокрушительных ударов. Повторная оккупация Германией Рейнской области полностью лишила французскую армию возможности вести наступательные операции с целью оказания давления на Берлин; страна казалась абсолютно уязвимой перед люфтваффе уже потому, что французские ВВС значительно уступали в техническом плане; захват Абиссинии и создание оси Рим — Берлин превратили Италию из потенциального союзника в непредсказуемого и опасного врага; изоляция Бельгии нарушила существующие оборонные планы для северных границ Франции, а растянуть линию Мажино, чтобы закрыть этот участок, не представлялось возможным из-за непосильных затрат; гражданская война в Испании создала предпосылки для формирования фашистского прогерманского государства к югу от Франции; в Восточной Европе Югославия сблизилась с Италией; и Малая Антанта фактически перестала существовать.

В этих тяжелейших, практически безвыходных условиях особая роль была отведена Великобритании, где на посту премьер-министра в мае 1937 года Болдуина сменил Невилл Чемберлен. Озабоченный экономической и стратегической уязвимостью своей страны и страшащийся перспективы вступления в войну, Чемберлен был полон решимости предотвратить какие-либо кризисы в Европе, делая самые «выгодные» предложения диктаторам. Премьер-министр, с недоверием относившийся к Советскому Союзу, презиравший Рузвельта за его «пустословие», нетерпимый к тому, что он считал французской бестолковой дипломатией уступчивости и пассивности, называвший Лигу Наций абсолютно неэффективной организацией, начал реализовывать собственную стратегию поддержания долгосрочного мира путем политики примиренчества. Лондон уже выступал с предложением Берлину торговых скидок и территориальных уступок, теперь же Чемберлен собирался пойти дальше, рассматривая возможность территориальных изменений в самой Европе. В то же время и именно потому, что Германия, по его мнению, несла огромную опасность, премьер-министр стремился наладить отношения с Италией, надеясь таким образом отделить ее от союза с Гитлером ^{737}. Подобные действия не могли не вызвать споров: в числе прочего, они привели к отставке в начале 1938 года министра иностранных дел Идена, породили волну критики со стороны маленькой, но неуклонно растущей группы противников политики примиренчества и усилили подозрительность Вашингтона и Москвы, — однако с другой стороны, можно утверждать, что в истории дипломатии многие смелые шаги носили провокационный характер. Кое-кто в Европе (хотя далеко не большинство) понимал, что действительно серьезная ошибка стратегии Чемберлена заключалась в том, что Гитлер был абсолютно непримирим, он был намерен создать новый мировой порядок и незначительные корректировки не могли его удовлетворить.

Этот вывод, ставший понятным к 1939 году, а еще более отчетливо — к 1940–1941-му, в кризисный 1938 год был далеко не так очевиден ни для британского, ни для французского правительства. Вторжение в Австрию весной того года показало склонность Гитлера к необъявленным действиям, но можно ли было возражать против воссоединения немцев с немцами? В любом случае это только укрепило убежденность Чемберлена, что вопрос немецкоговорящего меньшинства в Чехословакии должен быть решен прежде, чем державы окажутся на грани войны или уже ее пересекут. Следует признать, что вопрос о статусе Судетской области был крайне спорным, поскольку Чехословакия также имела право на суверенитет, который гарантировали ей международные договоренности, и желание западных держав ' удовлетворить требования Гитлера в данном случае в большей степени определялось негативными эгоистическими страхами, а не позитивными идеалами, — но фюрер на тот момент был единственным мировым лидером, готовым к войне, и его раздражало, что перспектива уничтожить чехов разрушена уступками, полученными по итогам Мюнхенской конференции. Как известно, для войны между великими державами нужны как минимум два участника, и в 1938 году противников для Гитлера не нашлось ^{738}.

Поскольку на Западе ни политики, ни общество войны не желали, нет смысла углубляться в пространные рассуждения о том, что могло бы произойти, если бы Великобритания и Франция вступились за Чехословакию, и не важно, что соотношение военной мощи было не в пользу Германии, как полагали сторонники политики примиренчества ^{739}. Тем не менее очевидно, что это соотношение изменилось еще больше в пользу Гитлера после заключения Мюнхенских соглашений. Устранение Чехословакии как значимого среднего европейского государства к марту 1939 года и получение Германией чешского вооружения, заводов и запасов сырья, а также растущая подозрительность Сталина в отношении Запада оказались весомее факторов, игравших на руку Лондону и Парижу, таких как значительно возросший объем выпуска вооружения в Великобритании, тесное военное сотрудничество Великобритании и Франции, изменение настроений в Великобритании и доминионах, выразившееся в большей, чем прежде готовности противостоять Гитлеру. В то же время Чемберлену не удалось ни добиться выхода Италии из гитлеровской коалиции в январе 1939 года, ни сдержать ее агрессию на Балканах, пусть даже Муссолини по веским причинам не мог в этот момент выступить против стран Запада вместе с германским диктатором. Таким образом, когда в конце весны 1939 года Гитлер начал оказывать давление на Польшу, шансов избежать конфликта было гораздо меньше, чем годом ранее, и победа Великобритании и Франции в войне, которая вот-вот должна была вспыхнуть, была гораздо менее вероятна. Присоединение Германией «остатков» Чехословакии в марте 1939 года и вторжение в следующем месяце итальянских войск в Албанию усилили общественные призывы в демократических государствах «остановить Гитлера», предоставить гарантии Польше, Греции, Румынии и Турции; таким образом, страны Западной Европы оказались, как никогда прежде, связаны с судьбой Восточной Европы. Однако возможности непосредственно помочь Польше у стран Запада не было, а опосредованная помощь была незначительной и поступала лишь в период проведения французской армией стратегических оборонительных мероприятий, Великобритания же направила основную часть своих ресурсов на улучшение противовоздушной обороны на собственной территории. Получить помощь напрямую Польша могла только с Востока, но если правительство Чемберлена просто не выказывало особого энтузиазма к заключению соглашений с Москвой, то поляки со своей стороны решительно отказывались допустить Красную армию на территорию своего государства. Поскольку Сталину крайне необходимо было выиграть время и избежать войны, а Гитлер стремился увеличить давление на страны Запада и вынудить их оставить Польшу без поддержки, интересы двух диктаторов, какими бы разными ни были их идеологические принципы, сошлись в достижении собственных целей за счет Варшавы. Шокирующее объявление о заключении пакта Молотова — Риббентропа 23 августа 1939 года не только расширило стратегические преимущества Германии, но и сделало войну с Польшей практически неизбежной. В этот период политика примиренчества для Лондона и Парижа была неприменима, хотя экономические и военные условия требовали (возможно, даже сильнее, чем в предыдущие годы) избегать конфликта великих держав ^{740}.