Взлеты и падения великих держав - читать онлайн книгу. Автор: Пол Кеннеди cтр.№ 145

Было не столь важно, осуществлялась ли японская военная агрессия против Маньчжурии в 1931 году с ведома правительства страны или нет ^{727}, важнее был тот факт, что эта акция достигла своей цели и об этом стало известно, причем Запад не мог предпринять каких-либо существенных действий. Более масштабным последствием стало то, что Лига Наций на поверку оказалась неэффективным механизмом для предотвращения агрессии и три западные демократии продемонстрировали неспособность действовать совместно. Это же стало очевидно в ходе проходивших в то время переговоров по вопросу разоружения в Женеве. Соединенные Штаты в них, конечно, участия не принимали, но противоречия между Англией и Францией относительно способов реагирования на требование Германии о «равенстве» и постоянные попытки Англии уклониться от предоставления каких-либо гарантий, которые могли бы уменьшить опасения Франции, свидетельствовали, что вероятность прекращения переговоров представителями нового гитлеровского режима и разрыв всех существующих договоренностей без страха наказания вполне реальны ^{728}.

Возобновление к 1933 году германской угрозы создало новую волну напряженности в англо-франко-американских дипломатических отношениях как раз в тот момент, когда провалилась Международная экономическая конференция и три страны пытались стабилизировать свою валюту и укрепить торговые блоки. Хотя в большей степени непосредственную угрозу Германия представляла для Франции, именно Великобритания выражала наибольшие опасения по поводу возможных посягательств на свободу своих действий. К 1934 году кабинет министров и комитет по вопросам обороны признали, что ближайшая угроза исходит от Японии, а от Германии лишь в отдаленной перспективе. Однако, поскольку предпринимать одинаково активные действия в обоих проблемных направлениях возможности не было, важно было нормализовать ситуацию на одном из них. В некоторых кругах высказывались за урегулирование отношений с Японией, чтобы успешнее противостоять Германии, однако в министерстве иностранных дел утверждали, что сближение Великобритании с Японией в дальневосточных вопросах разрушит и без того хрупкое сотрудничество страны с Соединенными Штатами. С другой стороны, настаивавшим на приоритетном укреплении британской обороны на Востоке могли указать, что невозможно игнорировать обеспокоенность Франции ревизионистской политикой Германии и (после 1935 года) крайне рискованно не придавать значения растущей угрозе со стороны люфтваффе. До конца 1930-х годов ответственные лица в Уайтхолле стремились уйти от стратегической дилеммы противостояния потенциальным врагам на разных концах земного шара ^{729}.

Правда, в 1934 и 1935 годах эта дилемма вызывала лишь тревогу, но не панику. Если режим гитлеровской Германии действительно был крайне нежелательным, странной выглядела его готовность вести переговоры по урегулированию ситуации в Польше, к тому же Германия на тот момент в плане вооружения была гораздо слабее и Франции, и России. Более того, в ответ на попытку Германии захватить Австрию, завершившуюся убийством Дольфуса в 1934 году, Муссолини разместил войска на перевале Бреннер на случай необходимой обороны. Перспектива присоединения Италии к числу держав, стремящихся сохранить статус-кво, особенно обнадеживала Францию, которая стремилась объединить антигерманскую коалицию под знаменем «фронта Стрезы» в апреле 1935 года. Практически в это же время Сталин обозначил свою готовность присоединиться к объединению государств, «выступающих за мир», и к 1935 году Советский Союз не только вошел в состав Лиги Наций, но и инициировал заключение договоров о безопасности с Парижем и Прагой. Хотя Гитлер выступил в качестве явной оппозиции «восточному Локарно», казалось, что Германию надежно сдерживают со всех сторон. Да и Япония на Дальнем Востоке не проявляла агрессии ^{730}.

Ко второй половине 1935 года, однако, все стремительно изменилось без какого-либо участия Гитлера. Англо-французские расхождения в понимании «проблемы безопасности» выдавали, с одной стороны, беспокойство Великобритании по поводу возобновления связей между Францией и Россией, а с другой стороны — тревогу Франции, вызванную заключением в июне 1935 года англо-германского военно-морского соглашения. Оба решения принимались каждой страной в одностороннем порядке для получения гарантий дополнительной безопасности. Франция хотела привлечь СССР к сохранению баланса в Европе, Великобритания стремилась урегулировать свои потребности в дислокации военно-морских сил в Европе и на Дальнем Востоке, но обе страны рассматривали действия друг друга как дающие неверный сигнал Берлину ^{731}. Разумеется, эти противоречия несли определенный вред, но катастрофических последствий не имели, чего нельзя сказать о решении Муссолини вторгнуться в Абиссинию, за чем последовал ряд локальных конфликтов и безуспешная попытка реализовать свои амбиции по созданию «новой Римской империи». Эти события тоже можно рассматривать как пример регионального конфликта, породившего широкую сеть последствий. Для французов, напуганных возможностью превращения нового потенциального союзника против Германии в злейшего врага, абиссинский эпизод представлялся настоящим бедствием: допустить вопиющее нарушение принципов Лиги Наций, как и демонстрацию силы со стороны Муссолини (где он нанесет удар в следующий раз?), было опасно, с другой стороны, допустить присоединение Италии к германскому лагерю представлялось ужасным безрассудством в рамках Realpolitik, однако это соображение едва ли могло повлиять на идеалистов-британцев ^{732}. Между тем Уайтхолл в дополнение к своей актуальной дилемме вынужден был теперь справляться с растущим в обществе беспокойством, связанным с вопиющим нарушением Италией принципов Лиги Наций, да еще и контролировать действия Японии на Дальнем Востоке, в случае если Запад окажется втянутым в средиземноморский конфликт. Франция опасалась, что конфликт с Италией подтолкнет Гитлера к вторжению в Рейнскую область, тогда как Великобритания считала, что сложившаяся ситуация спровоцирует Японию к захвату азиатских территорий, тем более к тому моменту Токио практически готов был расторгнуть морские соглашения и приступить к неограниченному наращиванию флота ^{733}. Оба предположения в широком смысле были верны, сложность состояла, как и прежде, в том, чтобы разделить насущную проблему и проблему, актуальную в более отдаленной перспективе.

Первыми подтвердились опасения Франции. Соглашение 1935 года о передаче территорий в северо-восточной Африке в пользу Италии (пакт Хора — Лаваля) вызвало взрыв общественного возмущения, в частности в Великобритании. В то время как кабинеты министров в Лондоне и Париже разрывались между урегулированием общественных настроений и негласным обсуждением стратегических и экономических доводов против участия в войне с Италией, Гитлер приступил к повторной оккупации демилитаризованной Рейнской области (март 1936). В строго военном отношении это событие не являлось таким уж значимым ударом; организованное наступление со стороны Франции ведь крайне маловероятно, а со стороны Великобритании — практически невозможно ^{734}. Однако дальнейшее ослабление Версальских договоренностей и полный отказ от Локарнских соглашений подняли вопрос о приемлемых на международном уровне способах изменения статус-кво. Поскольку ведущие члены Лиги Наций оказались неспособны остановить агрессию Муссолини в 1935–1936 годах, теперь доверие к организации было подорвано и ее влияние на события было очень незначительным либо отсутствовало совсем, как, например, в гражданской войне в Испании или в открытом нападении Японии на Китай (1937). Для сдерживания или, как минимум, контроля за территориальными изменениями при существующем мировом порядке ведущие державы, выступающие за сохранение статус-кво, должны были предпринять решительные действия в отношении ревизионистски настроенных стран.