– Да не важно, – произнес я. – Возьму цацики…
– Столько всего назаказывали, – добавила Элис, – поделимся!
Я улыбнулся, а внутри все продолжало клокотать. Зря я сказал «традиционное», хотя вообще хумус, конечно, греческое блюдо. Эндрю надо мной издевается, используя в своей грязной маленькой игре Гиоргио. Точно так же я порой чувствовал себя в школе. Помню, заспорил с Джереми де Бовуаром, как правильно пишется «беспрецедентный», и он призвал на помощь целую группу поддержки из такой же, как сам, золотой молодежи. Богатые вечно воображают, что им повинуется истина.
Элис явно чувствовала себя неловко. Это хорошо. Она из кожи вон лезла, чтобы разрядить обстановку: громко смеялась, откидывая голову, блестя в искусственном свете белым зубами. Под столом ее рука выписывала у меня на бедре волнующие круги.
– Пол замечательно разгадывает кроссворды. Ты знал? – обратилась она к Эндрю.
Он ответил, что «предпочитает судоку».
– Пол, а расскажи им про Кейт Боксер!.. У него в квартире чудесная картина! Как называется?
– «Птичка».
– Птичка?! – презрительно повторил Эндрю.
Элис хотела все уладить. Чтобы мы были друзьями… Она понятия не имела, насколько он меня раздражал!
– Кстати, собираюсь ту квартиру продавать, – заявил я.
– Серьезно? – удивилась она.
– Да, хочется чего-то новенького. – Я положил руку ей на спину и, сунув пальцы в вырез платья, ласкал плечо. Наклоняясь к ее уху, тихо проворковал: – Хочу жить поближе к тебе.
На ее губах играла загадочная улыбка. Она прищурилась, точно кошка, искоса посмотрела на меня и многообещающе произнесла:
– Поговорим, когда вернемся.
Я бросил взгляд на Эндрю – убедиться, что он смотрит.
Стало шумно. Громко играла какая-то быстрая электронная музыка, а за соседним столом вдобавок расположилась крикливая компания – четыре британские пары, мужчины в рубашках с короткими рукавами и женщины с низкими треугольными вырезами на платьях.
– Из «Делфинос», – одними губами произнесла Элис, поворачиваясь к Эндрю, и выразительно возвела глаза к небу.
Дети почти все куда-то отошли. Элис и Тина доедали на пару кусочек пахлавы, а я втихаря кормил под столом ужасающе тощих кошек. У двоих вдобавок были еще и больные глаза.
Тина жаловалась на упрямство Арчи.
– Конечно, кто бы говорил, – добавила она. – Я сама – младшая из троих.
– Братья или сестры? – спросил я, бросая котам кусок кебаба из баранины и тут же отправляя следом второй, чтобы не передрались.
– Три девчонки, – весело рассмеялась она. – Я типичная младшенькая – страшно избалованная, привыкшая, что с рук сойдет даже убийство. А ты?
– Единственный ребенок, – отозвался я. – Как Элис.
Это была одна из тем наших ночных разговоров, которые я использовал для создания доверительной атмосферы: груз родительских ожиданий, проблемы в отношениях, гиперчувствительность к критике. Я вытер руку салфеткой и обнял Элис за плечи.
– Да, – произнесла Элис, продолжая рисовать по моему бедру (я немного подвинулся, чтобы ее ладонь легла выше). – Мы оба в заднице.
– Идите уже трахнитесь! – громко посоветовал Луис.
Эндрю поднял стеклянную солонку и потряс ее в руку, выпятив нижнюю губу. Ничего не высыпалось – в солонке шуршал рис. Он поставил ее обратно и глубоко вздохнул. Повернулся к морю, и взгляд его стал таким пристальным, что я невольно изогнул шею. На что он смотрит? Там ничего не было – спокойная темная вода, на которой отражались огни поселка.
Тина обняла его за шею, поцеловала в щеку и, не убирая рук, немного отстранилась, чтобы лучше видеть. Он по-прежнему смотрел в пространство, хмуро сжав губы. Явно хотел привлечь внимание. Лично я бы не стал идти у него на поводу.
Элис убрала руку с моего бедра и потянулась через стол.
– Бедный Эндрю!.. Я тоже ужасно по ней скучаю!
– Прости, Эл, – отозвался он. – Я знаю, это нельзя сравнить с потерей мужа. Но меня иногда накрывает. Наверное, чувствую себя виноватым. Она могла бы быть сейчас с нами, замужем, с детьми. Ей бы здесь очень понравилось…
– Бедный Эндрю! – повторила Элис и тронула его той самой ладонью, которая только что ласкала мое бедро (Тина при этом убрала руку с его плеча). – Дело не в сравнениях. В каком-то смысле это даже хуже – она была рядом с тобой почти всю твою жизнь. Ты как старший брат чувствовал ответственность. Наверное, потому и мучаешься. Не надо! Ты не виноват! Жуткая трагедия. Ужасно несправедливо! Почему это случилось с твоей сестрой? С моим мужем? Оба ушли такими молодыми…
– Глупо, да? Но она здесь! – Эндрю ударил себя кулаком в грудь. – И так будет всегда!
Перед глазами возник образ его сестры, Флорри. А может, и не Флорри вовсе, а Дейзи: мальчишески короткие вихры, пухлые губы, нежная улыбка. Интересно, это Флорри умерла или у него была еще другая сестра? Флорри… Неужели она?! Если так, почему никто мне не сказал? Недавно или уже давно? Я знал и забыл? Можно ли такое забыть?
– Милая Флорри… – произнесла Элис и тоже приложила руку к груди. – Я тоже никогда ее не забуду!
Значит, все-таки Флорри… Почему я не слышал? Когда она умерла? Как? Стремительно прогрессирующий рак груди, лейкемия… Отчего еще умирают в молодости? Хотелось выяснить, но я не мог придумать, как спросить, не показавшись толстокожим. Неудобно сознаваться, что я не знаю или, того хуже, забыл. Я ощущал странную тревогу. Мы не были особенно близки. Бутылка вина на травке воскресным вечером; джаз в «Синем вепре», вечеринка – чей-то день рождения (возможно, ее). Вероятно, секс. Да, наверное, мы переспали. Синеватый отблеск на ее коже от лампы в студенческом общежитии, гусиная кожа, суровое тонкое одеяло. Встречались несколько раз. И моя реакция была связана не с ней, а с самим собой. Смерть выбивает из седла, даже если ты плохо знал человека. Ощущаешь свою бренность, дыхание дьявола в собственный затылок.
– Чудесный был человек, – произнес я. – Я рад, что мы были знакомы.
Все трое уставились на меня в крайнем изумлении.
– Знакомы? – удивилась Тина и посмотрела на Эндрю: – Почему ты не сказал?
– Да, в Кембридже, – ответил я. – Она поступила годом позже.
– Двумя годами, – поправил Эндрю.
– Да, конечно.
– И вы встречались, – добавила Элис со странной улыбкой. – Ты ее хорошо знал.
– В самом деле? – удивилась Тина.
– Зависит от того, как понимать «встречались», – возразил я. – Все было не настолько серьезно.
За соседним столом визгливо засмеялась какая-то дамочка.
Тина взглянула на Эндрю.
– Впервые слышу.
Игнорируя ее, он вскинул брови и произнес: