Министерство наивысшего счастья - читать онлайн книгу. Автор: Арундати Рой cтр.№ 59

Р. Ч., бывший большим любителем блюза, как-то раз дал Наге послушать песню. Билли Холидей, «Нехороший мужчина».

Р. Ч. слышал «I oughta hate him» ^[35] как «all the hittin» ^[36].

— Женщины, — назидательно произносил он, — все и всегда женщины. Исключений не бывает. Ты понял?

Тило всегда напоминала Наге Билли Холидей. Не внешне, а голосом. Если бы человеческие существа могли перевоплощаться в голоса, то для Наги Тило стала бы физическим воплощением голоса Холидей — в Тило была такая же текучая, неуловимая, хватающая за живое и совершенно идиотская непредсказуемость. Р. Ч. и сам не подозревал, какого джинна он выпустил из кувшина, когда воспользовался Билли Холидей для иллюстрации своей точки зрения.

Однажды утром Нага, который, какими бы недостатками он еще ни обладал, был довольно мягким и добрым человеком, действительно ударил жену. Ударил не сильно и не убедительно — это понимали они оба, но он все же ее ударил. Потом он обнял ее и заплакал.

— Не уходи, прошу тебя, не уходи.

В тот день Тило стояла у ворот и смотрела, как Нага уезжает на работу в служебной машине со служебным водителем. Она не могла видеть, как он всю дорогу проплакал на заднем сиденье. Нага плакал редко и отнюдь не был плаксой. (Когда он в тот день появился на телевизионных дебатах по национальной безопасности, на его лице никак не отражались его семейные неприятности. Он был резок, остроумен и в два счета не оставил камня на камне от утверждений своего визави — правозащитницы, утверждавшей, что Новая Индия семимильными шагами скатывается к фашизму. Лаконичные реплики Наги вызывали одобрительный смех тщательно подобранной аудитории — опрятно одетых студентов и амбициозных молодых профессионалов. Другой гость студии, увешанный орденами и медалями отставной пожилой генерал с огромными густыми усами, которого приглашали в студии для того, чтобы добавить яду и глупости всем дискусстям о национальной безопасности, смеялся и аплодировал громче всех.)

Тило села в автобус и поехала на окраину. Там она вышла и долго шла по растянувшейся на километры городской свалке. Это было живописное поле, усеянное яркими пластиковыми мешками, в которых рылись оборванные дети. Небо казалось темным из-за туч воронов и коршунов, состязавшихся с детьми, свиньями и бродячими собаками в борьбе за лакомства. В отдалении виднелись мусорные грузовики, привозившие новые мешки к горе старых. Обвалившиеся стены из мешков показывали мощь пластов накопленного мусора.

Потом Тило села в другой автобус и поехала на берег реки. Остановившись на мосту, она долго смотрела, как по затхлой, отравленной реке, на плоту, сооруженном из пластиковых бутылок и металлических канистр, плывет какой-то человек. Буйволы блаженно погружались в черную воду, а на набережной торговцы продавали сочные дыни, выращенные на чистых, беспримесных фабричных стоках.

В третьем автобусе Тило провела около часа, прежде чем добралась до зоопарка. Она долго наблюдала за маленьким гиббоном с Борнео, жившим в огромном пустом вольере. Это лохматое, казавшееся точкой существо цеплялось за дерево так, словно от этого зависела его жизнь. Трава под деревом была усеяна предметами, которые посетители бросали в вольер, чтобы привлечь внимание обезьяны. Перед вольером стоял мусорный ящик, сделанный в форме гиббона, а перед вольером с гиппопотамом стоял мусорный ящик, сделанный в форме гиппопотама. Цементная пасть бегемота была широко раскрыта и набита мусором. Настоящий гиппопотам лениво ворочался в маленьком грязном пруду. Гладкий, широкий, похожий на воздушный шар, зад животного блестел как мокрая автомобильная покрышка. Крошечные глазки, прячущиеся за розоватыми, пухлыми веками, внимательно смотрели поверх воды. Вокруг бегемота плавали пластиковые бутылки и пустые сигаретные пачки. Какой-то человек склонился к маленькой, одетой в цветастое платьице девочке с густо подведенными глазами, указал пальцем на бегемота и, смеясь, сказал: «Крокодил». «Кокодил», — повторила девочка, невольно пародируя отцовскую шутку. Шумная компания молодых людей развлекалась тем, что швыряла бритвенные лезвия на цементный берег пруда, в котором лежал гиппопотам. Когда у них кончились лезвия, они попросили Тило сфотографировать их. Один из молодых людей, все пальцы которого были унизаны кольцами, а на запястьях болтались выцветшие браслеты, выстроил своих друзей, дал Тило телефон и торопливо занял место в кадре, обняв за плечи двоих приятелей и сделав пальцами знак победы. Вернув ему телефон, Тило похвалила их за мужество, проявленное при скармливании острых лезвий пленному гиппопотаму. Молодым людям потребовалось некоторое время для того, чтобы понять, что это оскорбление. Когда же они это поняли, то принялись преследовать ее с популярной делийской речевкой: «Ойе! Хапши-мадам!» — «Эй, мадам-ниггер!» Они издевались над ней не потому, что Тило была темнокожей: темная кожа — не редкость для Индии, а потому, что по ее поведению и внешнему виду поняли, что эта эфиопка — на хинди «хапши» — смогла подняться выше положения своего сословия. Тило явно не была служанкой или фабричной работницей.

В каждой клетке серпентария непременно был индийский скалистый питон. Жалкое подобие питона. Были клетки с индийскими оленями-замбарами. Жалким подобием замбаров. Подсобные рабочие-женщины таскали мешки с цементом к клетке с уссурийским тигром. Жалким подобием уссурийского тигра. Большую часть птиц в птичнике можно было видеть на улицах города, но и здесь это были лишь жалкие подобия птиц. У клетки с какаду какой-то молодой человек пристроился рядом с Тило и пропел, притворно обращаясь к попугаю, популярную песенку из болливудского фильма, но с собственными стихами:

Это было вдвойне оскорбительно, потому что Тило была по меньшей мере вдвое старше его.

Когда Тило была у вольера с розовыми пеликанами, ей на телефон пришло СМС:

Никарагуанский ягуар, покрытый толстым слоем пыли, неподвижно лежал, положив морду на пыльный уступ клетки. Он лежал здесь, абсолютно равнодушный к окружающему, часами (а может быть, и годами).

Тило чувствовала себя, как этот ягуар. Запыленной, старой и абсолютно равнодушной.