Живая душа - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Максимов cтр.№ 43

Когда мы вошли, сначала – в сумеречный подъезд, а затем – в такую же сумеречную прихожую, что-то стало уже между нами не так. Не так просто, не так доверительно, не так желанно, как ещё было несколько минут назад.

В просторной гостиной тоже царил полумрак. Плотные шторы на окнах были задёрнуты. Галина с шумом раздвинула их и раздражённо сказала:

– Это матушка моя так мебельную полировку бережёт, чтобы она, не дай бог, не поблекла от солнца!

В те времена – почти всеобщего дефицита, когда всё требовалось «доставать», чувствовалось, что родители Галины в этом преуспели. И кухонный, и гостиный, и спальный гарнитур были подобраны со вкусом и выглядели очень красиво, с неким старомодным шиком высшего качества. Кругом царил идеальный порядок. И чувствовалось, что каждая вещь в этом доме точно знает своё место.

– Гостевые тапочки в шкафу, в прихожей, на нижней полке! – крикнула мне Галина уже из кухни, тоже раздёргивая там шторы, пока я продолжал возиться с завязавшимся в узел шнурком ботинка.

Справившись с узлом, уже в удобных мягких тапочках, я вошёл в кухню.

– Ну так и есть, – обернулась ко мне Галина, стоя у раскрытого холодильника. – Ничего, как в пустыне Сахара. Это они меня так к самостоятельности приучают. Считают, что я слишком избалована и изнежена. Метод такой: «О себе позаботься сам».

– Ну, тогда давай просто чайку с хлебом попьём, – предложил я, поймав себя на мысли, что если еще полчаса назад желал быть с Галиной хоть где, но только чтоб вдвоём, то теперь начал думать о том, как бы побыстрее отправиться в свой юго-западный район, расположенный на другом конце города, вытянувшегося вдоль полноводной реки Китой.

– Да хлеб в хлебнице уже заплесневел и засох, я посмотрела. Видно, дня три дома никого. Есть нечего! – всё больше раздражалась Галина. – Была б кормящей матерью – грудью бы тебя накормила. А так нечем, уж извини.

И если в электричке упругие округлости, ощущаемые под тонким свитерком, так волновали меня и будили сладкие и весьма смелые фантазии, то теперь представленная мной картина почему-то изнурённой кормящей грудью Галины вызвала даже некую брезгливость.

– Я, пожалуй, поеду, – сказал я.

– Езжай, – бесцветным голосом ответила она. И подождав в прихожей, пока я зашнурую свои высокие ботинки, добавила: – Извини, что всё так получилось…

– Да ничего, – бодро ответил я, уже открывая замок на высокой, обитой чёрным дерматином двери. – Бывает…

– Ты даже не поцелуешь меня на прощание? Мне казалось, что в электричке ты этого хотел. Так ведь? – спросила она.

– Так, – ответил я. И как-то неловко чмокнул её в щеку.

Дверь за моей спиной, весело щелкнув замком, затворилась…

– Да, наверное, и нет у тебя никакой девчонки, – не дождавшись ответа, вернула меня к действительно Зина и сама пустилась в воспоминания.

– Вот у меня был один морячок, из торгового флота, Калистратом (кастратом, наверное, было бы точнее) звали. Всё по загранкам мотался. Шмотки мне разные оттуда привозил. Да и сам весь такой модный! Правда, щупленький очень, и уши в разные стороны, как локаторы, на сухонькой головке торчали. Но зато обходительный какой! Никогда рукам воли не давал. Всё словами восполнял. А говорил так красиво – закачаешься! «Рыбкой», «Чайкой» меня называл. «Лютиком…» – Зина мечтательно прикрыла глаза. – Оторопь от таких слов брала. Ноги отнимались. И по позвоночнику мурашки сумасшедшие бегали… Но всё равно не нравился он мне – хоть умри. Хотя в иные минуты мог бы он понастойчивей домогнуться и своё б получил. Но не домогался. А вот замуж – звал… серьёзно, значит, ко мне относился. Не пошла – дура… – Немного помолчав, продолжила: – А дружок его: горилла гориллой. И фамилия соответствующая – Харин (Калистрат меня, кстати, с ним и познакомил): губы, как у негритоса, навыверт и ржёт своим же шуточкам, как мерин; ручищи волосатые, сильные… И тянуло меня к нему, гаду, как иголку к магниту. Так и прильнула бы, кажется, навек к его широченной волосатой груди… Да и прильнула в конце-то концов, когда своему ухажёру-говоруну отлуп дала. Хоть и нравились, ох как нравились мне его сладкие речи… А этот чё, – уже не так мечтательно продолжила Зина. – Шлёп, конечно, большой и тяга есть… Стакан водки накатит, похрустит огурчиком, меня плотоядно разглядывая. Потом к себе притянет, поцелуй такой запечатлит, будто меня вот как помидорчик маринованный заглотить собирается… и – под себя. Ну, для порядку скажет что-нибудь ласковое. Например, «Индонезия…». Никакой тебе нежности – сплошная физиология, одним словом. Да и не одна я у него, кобелины, как вскоре выяснилось, была… – Зина зло бросила очередную картошку в бак, окатив нас обоих брызгами. И уже поспокойнее, словно охладив этим свой пыл, спросила: – Ты вот скажи мне, мил дружок, ты же человек образованный, разные книги там небось мудрёные читаешь: что такое счастье? Любовь?..

– Чтобы чувствовать себя счастливым, нам довольно быть с теми, кого мы любим: мечтать беседовать с ними, хранить молчание, думать о них, думать о чём угодно – только не разлучаться с ними; остальное безразлично.

– Неужто сам придумал? – настороженно спросила Зина.

– Нет. Это слова Лабрюйера, французского писателя восемнадцатого века.

– А-а-а, – неопределённо протянула Зинаида. – Французы, они, конечно, в любви, видать, разбираются… – И вдруг от тона мечтательно-созерцательного она переключилась на напористо-наступательный. – Умный ты очень, как я погляжу! (Диагноз был, по моему разумению, поставлен заведомо ложный.) Вместо того чтобы думать, как со мной подружиться, подладиться ко мне! Рейс-то ох какой длинный! Он мне голову такими словами морочит, от которых прямо завыть хочется…

В обед в кают-компании собрались все, в том числе и мы с Юркой, тридцать два члена экипажа для представления капитану судна. Мрачноватому, нездорового вида человеку с одутловатым лицом и серой кожей.

Старпом, довольно симпатичный мужчина лет тридцати, поочерёдно указывал на человека, называя его фамилию и должность «согласно штатного расписания». Так я узнал, что Зинаида – матрос-уборщик. Или – буфетчица, как более щадяще называли её члены команды.

Коком оказался шеф-повар ресторана «Золотой рог», изгнанный оттуда за систематическое погружение в недельные запои и отсутствие из-за оных на рабочем месте – у «мартена» печи.

Боцманом действительно оказался атлетического сложения человек, выше среднего роста, с выразительным, мужественным, загорелым лицом, чем-то отдаленно напоминающим лица надменных воинственных вождей североамериканских индейцев. К тому же, по утверждению Зины, он был настоящий морской волк.

Из тридцати двух членов команды – женщин было только две. Зинаида и Анна Васильевна – судовой фельдшер.

– Врачиха – подруга старпома, – уведомил нас с Юркой вездесущий Кухтыль, – так что губу не раскатывайте. А Зинку явно боцман оприходует, – с нескрываемой печалью подытожил он. – Так что жить нам, ребята, полгода без баб. Разве что в портах каких сучонок ресторанных удастся снять…