— У меня четыре младшие сестры и трое старших братьев.
— Ого!
— Да. Сильно старших, поэтому, поскольку все мужские роли в семье уже были заняты, я помогал матери с сестренками. Ты себе представляешь, что такое четыре мелкие девицы, от двух до семи, которых надо занимать и развлекать? Вот я и устраивал представления. Сначала с куклами, потом, когда старшая пошла в школу, мы давали представления на пару с ней.
— Весело у вас было, наверное.
— Не то слово. — Рихт улыбнулся. — Ну а ты? У вас большая семья?
— Про мою семью, наверное, вся Аронгара знает.
— Ну, я не из Аронгары. К тому же предпочитаю, чтобы ты рассказала сама.
Солнце уже опустилось за дома, весенние сумерки затемняли высотки, повсюду вспыхивали рекламные голограммы. Я задрала голову и посмотрела на мельтешащие над нами флайсы, аэроэкспрессы и ленты ограничивающих трассы огней. Совсем рядом протянулись воздушные рукава, и я тут же опустила голову. Не хотела вспоминать о вчерашнем.
— У меня есть сестра. Старшая.
— Вы дружите?
Хотела бы я это знать.
— Когда как.
Рихт отпустил мою руку, или я ее отняла.
— Если я спросил лишнее…
— Не лишнее. Мы просто из разных миров, это ты наверняка знаешь.
— Все границы мы сами себе придумываем, Танни.
— Может, и так.
— Точно. Я долгое время снимался исключительно в эпизодических ролях, потом перешел на сериалы…
— Про любовь?
— Не только. Как-то снялся в одной шпионской истории, но ее прикрыли из-за низких рейтингов на втором сезоне.
— Так вот откуда у тебя любовь к шпионам.
— На самом деле нет. Я сходил с ума от Баррета Крэйна.
«Баррет Крэйн» — франшиза и киноэпопея, которая снимается до сих пор. Круче ее главного героя только муж моей сестры (наверное). Но не поручусь.
— Все с тобой ясно, — фыркнула я. — Значит, все-таки про любовь.
— Про любовь, — согласился он.
— Ты играл таких брутальных главных героев, в которых героиня влюбляется с первого взгляда…
— Вообще-то, злодеев.
— Что?! — Я даже очки приспустила, чтобы глянуть ему в глаза. Удалось весьма сомнительно с падающим на лицо капюшоном, а ко мне Рихт не повернулся.
— Слушай, ты и правда похож на злодея.
— Точно так же мне сказали на пробах. У, как я тогда разозлился. Думал, пошлю их всех к драконам…
— Но не послал.
— Нет, пришел домой, подумал до утра и решил: чешуя с ними, злодей так злодей. Поэтому меня ненавидит вся Лархарра.
Я сдавленно фыркнула:
— Прямо-таки вся?
— Большая часть. — Вот теперь он посмотрел на меня, и в глазах его плясали смешинки. — Ты даже не представляешь, сколько всего приятного можно узнать о себе в век высокоразвитых технологий. Мне на мэйл приходили письма в стиле: «Чтоб тебя драконы сожрали» и прочими пожеланиями всего хорошего, особенно когда я снимался в «Эвари».
Эвари, Эвари, Эвари…
— Постой-ка! Это та история про девицу, которая разрывалась между двумя парнями на протяжении пятисот серий, и один потом от такого обращения озверел?
— По сценарию он изначально был не очень хорошим. Делал пакости герою и героине. Подставил героя-партнера по бизнесу, и того чуть не посадили в тюрьму. Потом вообще похитил героиню и удерживал в подвале в цепях.
Я сдавленно пискнула:
— Ты держал девицу в подвале в цепях?
— Да, пока она не согласится стать моей.
— И как, согласилась?
Рихт укоризненно на меня посмотрел:
— Танни, это был бы какой-то неправильный сериал.
— Ладно. — Я замахала руками. — В общем, неудивительно, что тебя не любили.
— Мне даже собственная сестра сказала: «Фу, как ты согласился играть этого типа?» И это во время семейного обеда, представляешь?
— Твоя семья смотрела все фильмы с твоим участием?
— Не все. И не вся. — Рихт улыбнулся. — Братья до сих пор считают, что я не тем занимаюсь, но мне нравится то, чем я занимаюсь. Мне нравится каждая роль, которую я сыграл, пусть даже сейчас мне кажется, что я мог бы сделать это лучше. Но, в общем-то, это я говорил, подразумевая те самые границы. К тому, что далеко не все актеры из сериалов могут рассчитывать на приглашение Джермана Гроу. Даже если у них в портфолио парочка телевизионных версий боевиков и один фильм, который вышел в мировой прокат.
— Какой? — поспешно спросила я, чтобы вытряхнуть из мыслей имя Джермана Гроу.
— «Война в его сердце». По комиксам.
— А-а-а… — Я вскинула руку. — Точно! Ты там похищал секретные технологии…
— И передавал их мировому злу, да. Поэтому, когда объявили кастинг Ильеррской, мне на почту снова посыпались письма в стиле: «Убирайся в свою Лархарру», «Ты — не он» и все в том же духе.
М-да.
— Боюсь представить, что будет, когда вылетит виарчик. То есть постер.
— Почему?
— Потому что на нем должна была быть Мелора.
— Но на нем ты, Танни. И это правильно.
Отвернулась, чтобы не продолжать тему. До центра здесь идти было недалеко (относительно, конечно), поэтому, пока я пялилась на витрины бутиков, непривычно невысотные высотки и снижающиеся флайсы, мы уже вышли на главную площадь Ортахарны. Одну из самых больших, раскидавшую здания, воздушные рукава и парковки на три километра от ее сердца (огромного маяка, возвышающегося на сорок этажей). Окружали его несколько фонтанов с подсветкой, бьющие в воздух, но не долетающие даже до середины.
Мимо нас по специально выделенным дорожкам носились парни на аэроскейтах, людей здесь вообще было море: группа подростков у самого большого фонтана сидела спиной к воде, чуть поодаль — парень и девушка, соединенные мизинцами, как пуповиной, мимо на аэророликах пролетела спортивного вида женщина с коляской. У видеогида маяка толпились туристы с наушниками, один за другим подключающиеся к информации по беспроводной сети.
Маяк символизировал сердце. Наверху в огромной чаше горел вечный огонь, как отражение пламени иртханов, защищающих город. Когда несколько столетий назад в Ортахарне произошел налет (один из самых разрушительных за всю историю Аронгары наравне с Ландсаррским в Мэйстоне), правящий погиб, защищая город. Оставшиеся в живых вальцгарды выводили драконов своими силами, пока не подоспела помощь, но именно тогда погибло очень много иртханов.
Множество аристократических семей осталось без наследников, но они смогли отстоять город. Хотя Ортахарна была серьезно разрушена, людей пострадали единицы, и пусть моя «любовь» к иртханам была специфической, в глазах подозрительно защипало. Особенно когда мы подошли ближе, и рычащий гул, сквозь который пробивались отрывистые крики, слышные только у самого маяка, донесся как отголосок эха оставшейся в прошлом трагедии.