– Та-ач.
«Не надо».
Она села обратно. К принцу подошли двое его собственных слуг и быстрыми, отточенными движениями стали раздевать. Он ожидал, что Кора отведет глаза, но она с любопытством смотрела, как с принца сняли остатки доспехов, расшнуровали сапоги, руками более твердыми, чем у него, расстегнули манжеты и воротник. Сняли тунику, обнажив смуглую грудь – гладкую, если не считать шрама под ребрами да витиеватого клейма над сердцем.
– Почистите доспехи, – велел он. – А одежду сожгите.
И шагнул вперед, без слов давая понять, что дальше справится сам.
Не снимая панталон, он босиком спустился по узорчатым ступеням в бассейн. Теплая вода ласково обняла щиколотки, колени, пояс. Прозрачный бассейн вокруг него затуманился от пепла.
Он вышел на середину и окунулся с головой, опустившись коленями на дно. Тело требовало подняться, он с силой выпустил весь воздух из легких и впился пальцами в решетку на дне, и держался там, даже когда заболела грудь, и разгладилась рябь на поверхности, и мир начал свертываться в туннель, и с кожи больше не смывался пепел.
И тогда он наконец поднялся, с хриплым вздохом разорвав водную гладь.
Кора уже ждала его, оставив сброшенный халат на краю бассейна. Ее длинные светлые волосы были собраны вверх и заколоты каким-то хитрым поворотом гребня. А руки плавали на поверхности воды, как лилии.
– Я могу помочь? – спросила она и, не дожидаясь ответа, прижалась к нему губами. Кончики ее пальцев под водой гладили ему бедра. В нем вспыхнул жар, простой, телесный, и Раю стоило немалых сил не потерять головы. А девичьи пальцы нашли завязки его панталон и стали их распутывать.
Рай с трудом прервал поцелуй.
– А мне казалось, ты питаешь слабость к моему брату, – прохрипел он.
Кора сверкнула озорной улыбкой.
– У меня много слабостей.
И она опять притянула его к себе. Руки скользили по его спине, она прижалась к нему, и Рай почувствовал, что возбуждается. Ее губы были такими мягкими, ищущими, и ему вдруг захотелось покориться, взять ее, забыть себя, как это случалось много раз с тех пор, как ушел Алукард, прогнать тени и кошмары простым и теплым притяжением другого тела.
Его руки поднялись к ее плечам.
– Та-ач, – сказал он, мягко отстраняясь.
Ее щеки вспыхнули, лицо исказилось от боли и обиды.
– Ты меня не хочешь.
– Хочу, но не так, – мягко сказал он.
Она опустила глаза, посмотрела на свои пальцы, еще касавшиеся его.
– Твое тело не согласно с твоим разумом, мой принц.
Рай вспыхнул и отступил на шаг сквозь толщу воды.
– Извини.
И отступал, пока не уперся спиной в край бассейна.
Сел на стоявшую рядом скамью.
Принцесса вздохнула, по-детски отпустила руки на воду, как будто эти самые пальцы не блуждали только что по телу принца.
– Значит, это правда? – произнесла она. – То, что о тебе говорят?
Рай насторожился. Он знал почти все сплетни о себе, знал и всю правду, слышал, как люди говорят, что ему недостает силы, спорят, достоин он стать королем или нет, гадают, с кем он делит постель, а с кем нет. И все же через силу спросил:
– А что обо мне говорят?
Она приблизилась к нему и села рядом на скамью, поджав ноги. В теплой воде из прически выбились светлые пряди. Она опустила голову на руки и стряхнула с себя последние следы соблазнительной маски, снова превратившись в обыкновенную девчонку.
– Говорят, Рай Мареш, что твое сердце тебе не принадлежит.
Он раскрыл рот, но так и не нашелся, что сказать.
– Сложный вопрос, – выдавил он наконец.
– Еще бы, – Кора провела пальцами по воде. – Я тоже когда-то была влюблена, – сообщила она вдруг. – Его звали Вик. Я любила его, как луна любит звезды. Так у нас говорят, когда человек наполняет своим светом целый мир.
– И что случилось?
Она медленно подняла светло-голубые глаза.
– Ты единственный наследник престола, – сказала она, – а я седьмая в очереди. Одной любви недостаточно.
Она сказала это так просто и бесхитростно, что у него защемило сердце, защипало в глазах. Вспомнился Алукард – не тот, каким он был, когда Рай отослал его, и даже не в ночь знамен, а в то первое лето, когда он прошептал:
«Я тебя люблю».
Кора вытянула пальцы по поверхности воды, и Рай заметил глубокие царапины на запястьях, синяки на коже. Она поймала его взгляд и небрежно махнула рукой.
– У моего брата суровый нрав, – рассеянно бросила она. – Иногда он забывает о своей силе. – И вдруг улыбнулась коротко, дерзко: – И всегда забывает о моей.
– Больно?
– Ничего, до свадьбы заживет. – Она подвинулась. – Твои шрамы выглядят гораздо интереснее.
Рука Рая невольно метнулась к печати над сердцем, но он ничего не сказал, и она тоже ничего не спросила. Они сидели в легком, спокойном молчании, и вокруг них от воды поднимался пар, и в его клубах виднелись смутные фигуры. Мысли Рая снова соскользнули к теням, к умирающим, к клинкам в груди, к холодным темницам, где скользко от крови, и все дальше, все дальше, в тишину, вязкую как вата, тяжелую как камень.
– У тебя есть дар?
Рай вздрогнул, возвращаясь из глубин памяти.
– Какой дар?
Кора провела пальцами по струйкам пара.
– В моей стране есть люди, которые смотрят в туман и видят то, чего здесь нет. То, что еще не случилось. Сейчас ты тоже смотрел, как будто что-то видел.
– Не видел, – поправил ее Рай. – Просто вспоминал.
* * *
Они сидели в королевских банях очень, очень долго, не желая уходить из здешнего тепла – и не желая расставаться. Сначала сидели бок о бок на каменной скамье у края бассейна, потом перебрались на более прохладный кафель бортика. И разговаривали – не о прошлом и не о своих шрамах. А о настоящем.
Рай рассказал ей о городе за стенами дворца, о проклятии, обрушившемся на Лондон, о странных превращениях, о павших и о серебристых. А Кора поведала ему о том, как тесно и душно сейчас во дворце, о несносных придворных, о галерее, куда они приходят посплетничать, об укромных уголках, где они шепчутся.
Голос у Коры был звонкий, но когда она говорила тихо, в нем слышалась музыка, мелодия, которая убаюкивала его. Она рассказывала ему о том или ином лорде или леди, описывая их по одежде, потому что не всегда знала имена. Рассказывала и о волшебниках, об их характерах и запросах, воспроизводила долгие разговоры, ни разу не запнувшись.
Оказалось, под детской внешностью Коры скрывался ум, ясный и острый, как бриллиант. Он понимал, почему она выбрала такой стиль поведения. По той же причине он частенько изображал гуляку. Иногда бывает проще, если тебя недооценивают, не принимают в расчет.