Отведя наконец глаза от Чески, он встретил задумчивый взгляд Пепина Горгеля. Тот сумрачно рассматривал его, будто недоумевая, зачем они втроем стоят тут на середине лестницы в отеле «Андалусия Палас». Пора убираться, подумал Фалько.
– Рад был вас видеть, – сказал он и надел шляпу.
Улица Сьерпес бурлила. Витрины обувных, шляпных, ювелирных магазинов, лавок с литографиями и фигурками святых были так изобильны, словно жизнь в городе текла по прежнему руслу. Разница чувствовалась лишь в том, что в толпе стало больше людей в военной форме, чаще встречались женщины в трауре и мужчины с креповыми повязками на рукаве, да еще в том, что перед плетеными креслами вместо прежних чистильщиков обуви – средних лет цыганистых севильянцев с мозолистыми руками – теперь возле своих ящиков с гуталином стояли на коленях мальчишки. Причина была проста: их отцы и дядья лежали в земле или сидели по тюрьмам с тех пор, как легионеры генерала Кейпо де Льяно
[1] предали огню и мечу квартал Триана на другом берегу Гвадалквивира – последний оплот Республики, оказавший вооруженное сопротивление мятежу 18 июля. Минуло почти восемь месяцев, но и сейчас каждое утро на кладбище Сан-Фернандо и у стен арабской крепости Макарена гремят залпы расстрельных команд. Гремят и будут греметь. Как написано было на первой полосе газеты «АБС» (Фалько перелистывал ее в ожидании завтрака): ампутировать пораженную часть тела, чтобы спасти весь организм, – мера болезненная, но необходимая. Что-то в этом роде.
Фалько вошел в «Сиркуло Меркантиль» и, миновав гостиную, где пахло кофе, коньяком и навощенным деревом паркета и где несколько элегантных членов клуба беседовали о ценах на пшеницу, а другие играли в домино или читали газеты, проследовал в указанный ему швейцаром маленький салон с развешанными по стенам рыцарскими доспехами и ржавыми рапирами. Из мебели здесь были только старинный стол красного дерева и несколько кожаных кресел, два из которых были заняты.
– Опаздываешь, – буркнул адмирал.
Шеф НИОС был, как всегда, в штатском; на столе перед ним лежал старый, толстой кожи портфель. Фалько, немного отогнув манжету, взглянул на часы. Он только на две минуты не поспел к сроку.
– Виноват, – сказал он.
Из-под седых усов донеслось нечленораздельное ворчание. Адмирал вытащил из кармана пакет табаку и трубку и принялся ее набивать, но прежде показал черенком на того, кто сидел по другую сторону стола.
– Узнаешь? Полагаю, видел на фотографиях.
Фалько кивнул. Трудно было не узнать этого господина средних лет, с редкими волосами, в круглых роговых очках, одетого в элегантный двубортный костюм – темно-синий, в тонкую полоску, который Фалько, завсегдатай лондонских ателье на Сэвил-Роу, поместил в разряд запредельно дорогих. Под узлом лимонного галстука золотая булавка скрепляла углы воротничка.
– Кажется, узнаю.
Адмирал в третий раз заурчал – теперь уже как-то по-кабаньи. Сегодня, подумал Фалько, он особенно не расположен к любезностям.
– Кажется? Креститься надо, когда кажется! Теряешь навык!
Не вставая и не протягивая руку, тот, о ком шла речь, рассматривал Фалько с холодным любопытством. От него вообще веяло чем-то ледяным, и даже самая его элегантность казалась будто подмороженной. Из-за толстых стекол глаза смотрели пронизывающе и спокойно. Так смотрят люди, уверенные в себе и в том, что могут купить все, что потребуется или захочется. Фалько видел фотографии этого человека в газетах, в светской хронике иллюстрированных журналов, а однажды, еще до революции, – рядом с королем Альфонсом XIII в репортаже, посвященном не то автомобильным гонкам, не то скачкам или бегам. Но вживую и вблизи – никогда, и потому даже немного смутился, хотя никак это не обнаружил.
– Томас Ферриоль, – сказал он.
Адмирал продолжал набивать трубку и проговорил, не поднимая головы:
– Ответ правильный. Теперь забудь это имя и садись.
Фалько, гадая, что все это значит, повиновался. Томас Ферриоль, ни больше ни меньше. Ультрароялист, наживший колоссальные деньги благодаря фальшивым банкротствам и контрабанде в огромных размерах, пират в белом воротничке, наделенный британской сдержанностью и тевтонским хладнокровием, был главным спонсором мятежников. Это он арендовал самолет «Драгон Рапид» и нанял английского пилота, который 18 июля доставил с Канарских островов в Тетуан генерала Франко, взявшего командование над взбунтовавшимися в Марокко войсками. Это он за миллион фунтов стерлингов купил в Италии двенадцать самолетов «Савойя», это он сделал так, что пять танкеров, зафрахтованных одной из его фирм и нагруженных горючим для государственной компании «Кампса», изменили курс в Средиземном море и направились в зону, которую контролировали мятежники. По-прежнему держась в тени, Томас Ферриоль был официальным банкиром националистской Испании.
– Вот он – человек, о котором я вам говорил в Саламанке.
Адмирал обращался к Ферриолю. Оба теперь смотрели на Фалько.
– И вы, помнится, сказали, что ему можно доверять.
– Всецело, хоть он не без причуд.
– И что вы ручаетесь за его действенность.
– В полной мере.
– И что у него обширные связи.
– Весьма обширные… Он не из тех, кто будет жалостно скрестись в дверь. Таких много развелось в последнее время. – Адмирал критически оглядывал Фалько, словно говорил обидные для него слова. – Зовет по именам всех швейцаров, барменов и крупье в лучших отелях и казино Европы и Восточного Средиземноморья. Из хорошей, как говорится, семьи, хоть и отбившийся от рук.
– А-а, я знаю этот тип.
Наступило молчание. Потом Ферриоль слегка кивнул, и адмирал положил так и не раскуренную трубку на стол, открыл портфель и достал оттуда несколько картонных папок. Сунул Фалько чистый лист бумаги.
– Сюда можешь записывать, что сочтешь нужным, но без имен, дат и адресов. Потом вернешь мне. Выносить отсюда ничего нельзя.
– Ладно.
– Я предпочел бы услышать «Так точно!». А то сеньор Ферриоль решит, что ты меня в грош не ставишь.
Фалько улыбнулся:
– Так точно, господин адмирал.
– Когда в последний раз был в Танжере?
– Два с лишним года назад. Зимой тридцать четвертого.
Адмирал сделал вид, что вспоминает. Свет в гостиной падал так, что глаза – вставной и настоящий – казались разного цвета.
– По нашим делам?
– Да. – Фалько с сомнением покосился на Ферриоля, но адмирал кивнул, разрешая говорить. – По делу Коллинза.
– А-а, помню-помню.
Помнил и Фалько. Поезд из Сеуты в Тетуан, одиннадцать дней томительной скуки, когда он валялся на кровати в отеле «Регина», ожидая приказ отправляться в Танжер и ликвидировать там британского инженера, затеявшего двойную игру. И продававшего республиканские военные секреты нацистской Германии. Дело, впрочем, решилось благополучно для всех, кроме инженера.