– Не слышу!
– Так точно, господин адмирал, понял!
– В любом случае, – заметил Ферриоль, – операция в Танжере будет скорее сухопутная, нежели морская… Это будет неким сочетанием кнута и пряника. Левая рука не будет знать, что творит правая… – бескровные губы дрогнули в крайне неприятной улыбке. – Поначалу косить никого не придется.
Фалько пожал плечами. Взглянул на книгу, лежавшую перед ним на столе.
– И чего же от меня ждут?
– Тебе коротенечко изложить или в подробностях? – спросил адмирал.
– Самую суть, если можно, а то у нас и так эмоций через край.
– А суть такова: надо съездить в Танжер и взять эти тридцать тонн золота.
Фалько некоторое время посидел с открытым ртом.
– Прямо вот так взять – и взять? И привезти? – наконец спросил он.
– Прямо ли, криво – это уж на твое усмотрение.
В дверях кинотеатра «Салон Империаль» афиши возвещали о премьере «Танго Бара» с Карлосом Гарделем и «Пути на Каир» с Мигелем Лихеро. На улице Сьерпес пахло кофе с молоком. На террасах завтракали военные и штатские, а у журнального киоска мальчишки выкрикивали названия газет и последние сводки с фронта: националисты после взятия Малаги и сражения под Харамой укрепили свои позиции… и т. д. «Наша авиация господствует в воздухе на бискайском участке фронта», – гласил один заголовок. «Красные вандалы разрушают церкви и уничтожают произведения искусства», – кричал другой. Война идет вширь и вглубь, подумал Фалько. Распрощавшись с Ферриолем, они с адмиралом неторопливо шагали в густой толпе. Под мышкой Фалько держал книгу о морском праве.
– Для Ферриоля это личное дело, – говорил адмирал. – Он следит за «Маунт-Касл» очень внимательно, как и за всем, что имеет отношение к финансам. На днях у нас тут было совещание на высоком уровне… Каудильо сейчас в Севилье, а мы – как бы в его свите.
– Много ль народу знает про Танжер?
– На совещании присутствовали Николас Франко, Ферриоль, Лисардо Керальт и я.
При упоминании последнего имени Фалько замутило. Полковник Гражданской гвардии, давний знакомец. Он уставился на мостовую у себя под ногами и гадливо скривился.
– Наш пострел и тут поспел?
– Поспел. – Адмирал взглянул на него искоса. – После той истории в Саламанке ваши дорожки не пересекались?
– Нет.
Они остановились у витрины филателиста. Адмирал наклонился, наметанным, хоть и единственным глазом рассматривая выставленные марки. Одна привлекла его внимание.
– Гляди-ка… Мальтийская, десятишиллинговая…
– У вас нет такой?
– Нет.
– Разрешите вам подарить. Один раз живем.
– Да ты сбрендил, что ли? Не дури! Видишь, сколько она стоит?! Сейчас не время.
И, еще немного поглядев на витрину, поднял голову.
– Тебе лучше бы не переходить дорогу Керальту. И тем, что он умом не блещет, не надо обманываться… Он никогда не простит, что ты вырвал у него из когтей эту русскую. И ухлопал при этом троих его людей.
– Ничего такого не было, сеньор.
Адмирал отвернулся от витрины, и они двинулись дальше.
– Я не расположен сейчас к шуткам, сынок.
– А я не понимаю, о чем вы говорите, – Фалько беспечно поднес руку к полям шляпы. – Ей-богу, в толк не возьму.
– От души надеюсь, что, когда Керальт возьмет тебя за одно место и не спеша приступит к расспросам в подвале, ты будешь стоять на своем, даже валяясь на полу, – едко сказал адмирал.
– Это мое дело.
– Ну да. Хочешь сказать – меня не касается. Или почти не касается. Я ведь хорошо тебя знаю. Слишком хорошо. Лучше, чем надо бы.
С этими словами он снова остановился, на этот раз – у витрины книжной лавки, и рассеянно повел глазом по переплетам. С безразличным видом взглянул и Фалько. Он не слишком любил серьезную литературу. И отдавал явное предпочтение детективам и печатавшимся в иллюстрированных журналах романам с продолжением о международных авантюристках Марго и Эдит с непокорными челками. И лишь изредка – обычно в длительных поездках, чтобы убить время, – брался за Бласко-Ибаньеса или Сомерсета Моэма, да и то – скорее отдавая дань приличиям. И все на этом.
– На самом деле, – сказал адмирал, продолжая рассматривать корешки, – Керальт предпочел бы осуществить эту операцию своими силами, но у Николаса Франко были сомнения на его счет. Мне удалось сыграть на этом. Но пришлось пообещать Ферриолю, что поручу это дело моему лучшему агенту. То есть тебе.
– Маленький мальчик мамочке мил
[2].
– Не верь, я блефовал. Ты же знаешь – я к этому склонен.
– Все равно! Родной отец не сделал бы для меня больше!
– Пошел к черту.
На Кампане перед баром «Тропикаль» гремела воинственная медь оркестра, игравшего «Мою кобылку», и народ, собравшись в кружок, внимал. Прошел мимо трамвай с огромным плакатом, рекламирующим инсектицид «Флит»: «Освободим Испанию от всякой нечисти!» – гласила патриотическая надпись на борту.
– И как же воспринял это Керальт?
Адмирал почесал усы:
– Как обычно. Крайне неодобрительно. Разозлился до ужаса. Мы должны теперь держать ухо востро, потому что эта скотина трехрогая способна сорвать нам операцию – лишь бы только насолить конкурентам. По этой причине Ферриоль и хотел увидеться с тобой утром.
– И сфотографироваться на память.
– Конечно. А еще – увидеть, кого распинать на кресте, если затея провалится.
– Пару гвоздиков он прибережет для вас.
– Можешь не сомневаться. А Керальт будет забивать. – Адмирал мрачно фыркнул. – Тут все клевещут, стучат, интригуют и строят козни… Этак мы войну не выиграем.
– На той стороне все еще хуже… Социалисты, коммунисты, анархисты поедом друг друга едят.
– Да уж, мы друг друга стоим… А в выигрыше останутся русские. Республика, где каждый мнит себя ее отцом, а заодно и матерью… Нет, либералом можно быть только в Англии, а республиканцем – в Швеции. Если у нас тут разыгрывается драма, то у красных – типичный водевиль. Сайнета из-под пера Арничеса
[3].
– Зато они расстреливают направо и налево. Без разбору. Мы, по крайней мере, священников даем для спасения души, а уж потом к стенке ставим.