Да, спектакль получился, в этом не было никаких сомнений. А это означало, что для всех задействованных в нем людей открывались впереди прекрасные возможности. Мустафа Килинч, задумавший и осуществивший постановку такого масштабного спектакля, стал для многих из труппы настоящим добрым гением, исполнителем самых смелых, самых несбыточных желаний. Все занятые в театре актеры в одночасье стали звездами европейско-азиатской сцены. Для тех, кто был уже известен в Европе, этот проект стал новой ступенью в карьере. А для начинающих артистов вроде Сережи или тех, чья слава до сих пор ограничивалась только Россией, этот спектакль стал воротами на мировую сцену, открыл для них совершенно новые возможности. Катя видела вокруг себя довольные лица, всей кожей впитывала охватившую труппу атмосферу большого успеха.
На сцену дождем сыпались цветы. Катя знала, что в Европе букеты на драматических представлениях – редкость. Наверное, тут сыграло роль то, что в зале было много русской публики, не желавшей и за рубежом отказываться от традиций. Нургуль, теперь уже явно больше не робевшая, оказавшаяся в своей стихии, была нагружена букетами, как прилавок в цветочном магазине. Кате и самой досталось несколько, и теперь она неловко удерживала их в руках и вертела головой, прикидывая, куда бы их пристроить. К сцене текли и простые зрители, и именитые представители театрального и киношного мира. Катя видела, как блондинка из нашумевшего сериала сердечно поздравила Солсбери, с которым, вероятно, была знакома по совместным проектам. А надменный красавец с кошачьими глазами, которого она разглядела в зале перед началом спектакля, вкрадчиво улыбаясь, вложил Эртану в ладонь что-то маленькое и блестящее. Тот быстро взглянул на него, поблагодарил кивком, и даритель тут же скрылся в толпе. Но когда Эртан взмахнул рукой, глядя в зал, Катя увидела, как в пальцах у него блеснула под софитами золотым краем маленькая искусно выделанная подковка, вроде той, что потеряла во дворе дома на Садовой Маргарита.
Когда отгремели аплодисменты и участники спектакля спустились в зал, ее тут же принялись рвать на части. Мустафа, раскрасневшийся, возбужденный, тряс ее руку, многословно благодарил, едва не пускал слезу, твердя, что именно так себе все и представлял, что Катя помогла ему осуществить многолетнюю мечту. Его сменила Нургуль, со слезами на глазах расхваливавшая Катин режиссерский талант, сделавший из нее театральную актрису. А потом откуда ни возьмись выплыл Сомов и, кхекая и запинаясь, принялся вещать о том, что все, произошедшее тогда в Москве, досадное недоразумение и что в его театре Катю всегда ждут с распростертыми объятиями. Как Катя и предполагала, на премьеру он попал случайно, его привел сюда приятель, высокопоставленный чиновник, у которого Сомов как раз гостил.
Это был именно тот момент, о котором она мечтала все эти три года, изредка выныривая из бездны отчаяния. Момент, доказывающий, что ее гонители были не правы, что однажды они поймут, как сильно ошибались, и приползут молить о прощении. Она же, вежливо улыбнувшись, спокойно сообщит им о том, что в их заинтересованности больше не нуждается, т. к. теперь, в своем новом профессиональном положении, сама выбирает, где и что ей ставить. Однако же в данную секунду Катя не испытывала ни злорадства, ни мстительного торжества. А лишь досаду от того, что все эти излияния задерживали ее, не давали добраться до Эртана, которому, видимо, уже удалось улизнуть за кулисы.
Она лавировала во все не иссякавшем потоке желающих поздравить и поблагодарить ее лично, спеша отговориться парой вежливых слов и удрать тоже. Но в толчее, окруженная беснующейся от счастья толпой, никак не могла этого сделать. Где-то там, позади, пару раз мелькнул Павел, и Катя внезапно преисполнилась благодарности к шумной толпе, не дававшей бывшему мужу к ней подобраться. С ним она поговорит потом, объяснит все, объявит, что остается в Турции, и им нужно как можно скорее оформить развод. В конце концов, чем он сможет ей помешать?
Рассуждая так, Катя постепенно продвигалась к лестнице, ведущей на сцену, на каждом шагу останавливаясь, чтобы ответить на очередную любезность. В конце концов, когда до вожделенных ступенек остался только шаг, она, уже не заботясь о манерах, резко бросила очередному жаждущему ее внимания гостю, что вернется через минуту, и поспешила за кулисы.
Тишина, царившая здесь, буквально оглушила ее после стоящего в зале рева. Он доносился и сюда, во внутренние коридоры концертного зала, но тут звучал приглушенно, словно рокот штормящего моря. Мимо Кати пронеслась, цокая каблуками, актриса, игравшая Геллу, вероятно спешившая вернуться к восторженной публике, и снова все стихло.
Катя быстро зашагала по коридору. В груди болело от нахлынувших эмоций, кончики пальцев холодели от предвкушения. Еще минута, две, и она окажется рядом с Эртаном, прижмется к нему, ощутит идущее от него тепло и нежность. Объяснит, что теперь всегда будет рядом, кем бы он ни был, каким бы он ни был. Просто потому, что не сможет без него существовать, что будет благодарна за любое внимание, которое он сможет ей дать.
Катя заглянула в гримерную, где частенько находила Эртана после репетиций, но там было пусто. Куда же он делся? Да и где она видела его в последний раз? Кажется, на сцене, во время поклонов…
Она двинулась дальше по коридору, распахивая двери в комнаты, прислушиваясь к каждому звуку. И, наконец, расслышала отдаленные голоса, где-то там, у служебного входа. Один из них точно принадлежал Эртану. Обрадовавшись, что поиски наконец увенчались успехом, Катя двинулась в сторону маленького коридорчика, ведущего к запасному выходу. Тут было уже полутемно, лампы не горели, рассеянный свет доносился лишь от светильников в другом конце коридора. Однако же Катя еще издали разглядела направляющиеся к выходу два силуэта, один из которых, без сомнений, принадлежал Эртану. Окликнуть его она почему-то не смогла, в горле пересохло, и какая-то смутная тревога не давала вздохнуть. Катя видела, как Эртан взялся за ручку двери, развернулся, оказавшись к ней спиной. А вот его спутник – его Катя не узнавала – в последний момент обернулся через плечо, увидел ее, но не остановился. Наоборот, приобнял Эртана рукой за плечи и поспешно вытолкнул за дверь. Но сам замешкался на пороге, быстро сказал что-то, очевидно, объяснил, что что-то забыл и догонит через минуту.
Катя застыла на месте, не понимая, что происходит, почему вдруг Эртан задумал сбежать с собственной премьеры и что это за человек, так настойчиво уводивший его из театра. Человек этот меж тем приближался, остановился перед Катей, окинул ее надменно-насмешливым взглядом. И вот тут она узнала его – это был тот самый поразительно красивый, высокомерный парень из партера, подаривший Эртану золотую подковку. Несмотря на тягостные предчувствия, Катя невольно залюбовалась его невероятно притягательным, скульптурно вылепленным скуластым лицом, полными свежими губами, сейчас кривившимися в глумливой ухмылке, кошачьими, бирюзово-голубыми глазами, смотревшими на нее прямо и бесстыдно. Под этим взглядом ей стало неуютно. Незнакомец как будто бы знал про нее все, понимал, зачем она искала Эртана, что хотела ему сказать, и смеялся над ней, безжалостно, с осознанием собственного превосходства.
– Я ищу Озтюрка-бея, – зачем-то объяснила она, смутившись. – Вы не знаете, куда он направился?