– Я этого ждал.
– Да.
– Я выполню свою часть.
– Сделай то, что должен. Убери Пришельца отсюда. Возьми его жизнь. Останови разрушение.
– Как может обычный человек быть настолько могущественным?
Сортхалан улыбнулся, но не его «рот».
– Пришелец совсем не прост, и он не обычный человек. Он не принадлежит…
– Но я…
– Но ты его Родич! Ты – светлая часть Пришельца. Разрушает и убивает темная. Он зашел так далеко, потому что стража завлекли к опушке.
– Какого стража?
– Уршакума. Уршака – самые древние из Пришельцев, но они стали близки к земле. Уршакум всегда сторожит проход к долине говорящих-с-огнем, но его позвали к краю. За этими лесами есть великая магия. Голос позвал. Страж ушел, и сердце страны осталось незащищенным. Пришелец съедает сердце. Только Родич может остановить его.
– Или быть убитым им.
На это Сортхалан ничего не сказал. Его проницательные серые глаза внимательно разглядывали меня, как если бы он искал знаки того, что я – тот самый человек и способен исполнить роль, уготованную мне мифом.
– Но как может Уршакум всегда охранять этих – как же он назвал их? – говорящих-с-огнем? Мой отец создал Уршакума. Отсюда. – Я коснулся своего лба. – Из сознания. Как ты только что создал этого человека.
Спад Фрэмптон ничем не показал, что понял мои жестокие слова. Он печально посмотрел на меня, а потом сказал то, что некромант продиктовал ему:
– Твой отец только призвал стража. Все, что есть в этой стране, всегда находится здесь. Великая магия призвала Уршакума к краю страны и изменила. Как когда-то его изменил Аук.
Я ничего не понял.
– Аук? Это еще кто?
– Великий повелитель. Шаман. Повелитель Силы. Он управляет временами года и может сделать так, чтобы за летом шла весна, а за ней – лето. Он может дать человеку силу, и тот будет летать как сокол. У него такой громкий голос, что достигает небес.
– И он изменил Уршака?
– Было десять более слабых повелителей, – сказал Сортхалан. – Они боялись распространяющейся силы Аука, выступили против него и потерпели поражение. Аук превратил их в десять лесных зверей. Он послал их в ссылку, в далекую страну, где только что кончилась зима и земля обнажилась из-подо льда. Сюда. Лед растаял, леса вернулись, и Уршака стали стражами этого леса. Аук даровал им огромную силу, они почти бессмертны. Как деревья, но они не увядают. Каждый из них пошел к реке или в долину и построил себе замок, чтобы стеречь одну из дорог в этот вновь выросший зеленый лес. Они стали близки к земле и друзьями тех, кто приходит селиться, охотиться и жить в этой стране.
Я задал очевидный вопрос:
– Если Уршака друзья людей, почему этот такой агрессивный? Он охотится на моего брата; он убил бы меня не думая, если бы поймал меня.
Сортхалан кивнул, и губы Фрэмптона зашевелились, выпуская наружу слова своего создателя:
– Люди приходят и приводят с собой говорящих-с-огнем, которые могут управлять огнем. Они могут заставить его прыгнуть с неба. Могут указать пальцем на восток, и огонь распространится на восток. А могут и превратить огонь в сияющий янтарь, просто плюнув на него. Говорящие-с-огнем приходят и начинают жечь лес. Уршака противостоят им, энергично и жестоко.
На минуту разговор прекратился, потому что Сортхалан встал на ноги, отвернулся от нас и впечатляюще помочился в ночь.
– В ту ночь, когда пришел Кристиан, с ним были люди, управляющие огнем, – прошептал Китон. – Я не забыл их. Я назвал их неолиты. Они казались самыми примитивными из свиты Кристиана, но могли мысленно управлять огнем.
Я легко представил себе простую историческую обстановку, из которой выросли легенды об Урскумуге и говорящих-с-огнем. Картину из того времени, когда ледниковый период быстро заканчивался. Ледник покрывал половину Англии. Климат был холодным, и лед отступал много столетий, оставляя за собой долины с предательской болотистой почвой, замерзшие и бесплодные откосы. Начали появляться редкие сосны и ели, предвещавшие величественные баварские леса нашего времени. А потом пустило корни первое лиственное дерево, за ним последовали многочисленные вязы, терновник, орешник, липы, дубы и ясени, вытесняя вечнозеленые деревья на север и создавая плотный зеленый покров, частично доживший до нашего времени.
В темных пустых местах под пологом леса бегали вепри, медведи и волки, олени грациозно скакали по полянам и долинами, иногда забегая на горные кряжи, где густой лес сменялся более светлыми зарослями из ежевики и терновника.
Но человеческие животные возвращались в зеленый лес, идя на север, за холодом. И они начали очищать лес, используя огонь. Великое умение нужно для того, чтобы развести огонь, управлять им и расчистить место для поселения. И еще большее умение нужно для того, чтобы не дать лесу вернуться.
Они вели жестокую борьбу за выживание. Лес бился отчаянно, твердо решив сохранить свою власть над страной. Но люди и огонь бились против него. Животные этого первоначального леса стали темными силами, темными богами; сам лес воспринимался как стражник, создающий призраков и баньши и посылающий их против незначительного вторжения людей. Истории об Урскумуге, страже леса, объединились со страхом перед чужаками, новыми захватчиками, говорившими на других языках, обладавшими незнакомыми знаниями.
Пришельцами.
Позже людей, умевших использовать огонь, чуть ли не обожествили и назвали говорящими-с-огнем.
– И чем кончается легенда о Пришельце? – спросил я Сортхалана, когда он опять уселся. Он пожал плечами, очень современный жест, поплотнее закутался в плащ и завязал грубые веревки впереди. Он казался очень усталым.
– Каждый Пришелец – нечто особенное, – сказал он. – Против этого должен выступить Родич. Результат неизвестен. И, безусловно, мы рады тебе не потому, что ты добился успеха. Но у нас появилась надежда на успех. А без тебя страна завянет, как сорванный цветок.
– Расскажи мне о девушке, – сказал я очень уставшему Сортхалану. Китон едва сидел и непрерывно зевал. Один Спад казался свежим и бодрым, но его глаза глядели куда-то вдаль, и в них не было ничего, кроме тяжелого присутствия шамана.
– Какой девушке?
– Гуивеннет.
Сортхалан опять пожал плечами и тряхнул головой.
– Это имя не имеет смысла.
Как же Кушар называла ее? Я перелистал свои заметки.
Сортхалан опять покачал головой.
– Девушке, созданной из любви и ненависти, – предположил я, и на этот раз некромант понял.
Наклонившись вперед, он положил руку мне на колено, громко что-то сказал, на своем языке, и изучающе уставился на меня. Потом, как если бы опомнившись, наклонился к незанятому пехотинцу, чей взгляд мгновенно прояснился.