Гостя у Рене, Жак узнает от него о множестве перемен при дворе и о той крайней враждебности, которой Карл VII внезапно воспылал по отношению к нему. Похоже, король сознает, что побег Жака умаляет его авторитет. И так оно и есть на самом деле – поскольку многие из его подданных на местах открыто приняли сторону бывшего королевского казначея. Никто не верит, что он причастен к смерти Агнессы Сорель, несмотря на обвинительные вердикты, вывешенные на обозрение народа в каждой деревне и в каждом городе. Более того, эти листки по ночам кто-то срывает, к пущей ярости королевских прислужников. О щедрости Жака по отношению к бедному люду и огромных ссудах, предоставленных им королю и придворным вельможам, известно всем.
Марсель всегда гостеприимно встречал Жака Кера и его корабли. И у него сохранилось множество друзей и компаньонов в этом портовом городе. Десятка дней в гостях у радушного хозяина Жаку оказывается довольно, чтобы отдохнуть и восстановиться. И Рене решает, что настал момент им сесть и серьезно поговорить. Пришло время им обсудить все, что случилось по смерти Агнессы Сорель.
– Жак, мой старый добрый друг! Я так рад, что ты наконец-то набрался сил, и уже не походишь на того истощенного беглеца, которого я встретил в Тарасконе! – заходится смехом Рене, хлопая себя руками по бокам. – С постриженными волосами и бородкой ты совсем другой человек! Но давай все же поговорим – между нами столько невысказанного и невыясненного…
Они усаживаются на террасе, согреваемой лучами яркого послеполуденного солнца несмотря на конец сезона.
– Больше всего меня занимает один вопрос, – говорит Рене. – Откуда взялось это абсурдное обвинение в убийстве. О твоих хороших отношениях с Агнессой известно любому французу, как и том, как она помогала тебе сделать имя и отчасти и состояние – ведь ты поставлял ей любые роскошные вещи, который король мог позволить себе купить. Расскажи мне все, что ты знаешь, а затем я поделюсь с тобой мнением обо всем этом.
И Жак подробно рассказывает другу о том, что ему довелось пережить с момента их последней встречи в Марселе, когда Рене расспрашивал купца о ходе строительства его дома в Бурже. Жак не забыл осторожный намек друга: его новый дворец мог оказаться чересчур прекрасным, чтобы «понравиться» королю и его придворным.
– Вы помните тот разговор? – спрашивает он Рене. – Грешным делом, я тогда подумал, что вы излишне осторожны, мой господин. А сам был слишком одержим тем чувством удовлетворения, которое мне приносило строительство своего дома.
– Да-да, – говорит Рене с легкой грустью. – Радость творчества. Я испытал подобное чувство в Неаполе. Но я научился отказываться от того, чем не можешь владеть. Так легче все воспринимается, и на сердце покойней. А теперь давай представим, что у нас с тобою нет сердца. Так нам будет легче докопаться до истины.
На столике между ними стоит поднос с фруктовыми соками и блюдо с засахаренными фруктами, которые так нравятся Рене. Где-то в отдалении, то ли во дворце, то ли в саду звучит приятная музыка в исполнении духовых и струнных инструментов.
– Со временем, пройдя столько испытаний, я стал относиться к жизни философски, – продолжает Рене. – Жизнь открыла мне простую истину: все люди разные, и у каждого из нас свои представления о добре и зле. В каждом человеке есть как светлое, так и темное начало. И все в своей жизни совершают и добрые, и злые деяния. Только вот одни стараются делать больше добра, а другие погрязают во зле. Хотя есть и такие люди, которые вообще не способны ни на какие поступки. Я выслушал и твой рассказ об аресте и тюремном заточении, и твои рассуждения об их причинах и о людях, возможно, приложивших ко всему этому руку. Теперь мой черед поделиться с тобой своим мнением.
С этими словами Рене встает и на пару минут уходит с террасы, а потом возвращается назад с кубком вина, разбавленного водой.
– Я знаю нашего короля Карла с раннего детства. Признаюсь честно: я никогда не питал иллюзий по поводу его характера, даже тогда, когда еще мальчишкой, на шесть лет младше Карла, восторгался им как героем. Кузен всегда был непроницаем и ловко скрывал свои плохие мысли и злые желания. Но всего через несколько лет он перестал подавлять свое темное начало. Помню, мне довелось стать свидетелем выплеска его злобного естества: Карл приказал нашему кузену Жану де Дюнуа штурмовать замок Азе-лё-Ридо и повесить и обезглавить две сотни солдат в нем – французских солдат! – только за то, что их командир его оскорбил!
Да, это правда: за короткое время его характер переменился разительно. Карлу было семнадцать, когда позорный договор в Труа лишил его прав дофина. И после этого в нем словно бы зажили два человека: один – подающий надежды король, другой – аморфный прожигатель жизни, не веривший в свое будущее и потому не видевший никакого резона следовать советам моей матушки.
А когда он, не задумываясь, бросил на произвол судьбы Жанну д’Арк, я осознал – как осознали и мой брат Людовик, и некоторые наши близкие друзья – что в случае необходимости он пойдет и против нас. Против любого из нас, кроме, возможно, моей матушки. Она – единственная, чьи увещевания он еще как-то воспринимал. И никто, кроме нее, не отваживался попрекать или одергивать его. Я переписывался из Лотарингии и с матушкой, и с сестрой, и мы были единодушны во мнении о нем. Когда Людовик бросил свои силы на отвоевание Неаполя, мы с сестрой решили не волновать его известиями о поведении короля дома. А вот наш младший брат, Карл Мэнский, почуял возможность извлечь для себя выгоды при дворе. Ведь он тогда сильно нуждался – земли Мэна, которые я ему передал, все еще остаются в руках англичан, несмотря на условия брачного контракта моей дочери и короля Генриха VI.
Однако со временем военные успехи благотворно сказались на характере короля, дав ему повод гордиться собой. И стараниями моей матушки короля окружили разумные и надежные советники. К сожалению, моя мудрая сестра Мария почти не имела на него влияния; Карл никогда не прислушивался к ее мнению, и ей не оставалось ничего другого, как постоянно ходить беременной, рожать и оплакивать умерших детей.
Жак внимательно слушает все, что рассказывает ему Рене в присущей ему неспешной манере.
– Увидев при встрече наших дворов в Тулузе в 1443 году Агнессу, король обнаружил в ней то, что всю свою жизнь составляло его идеал – красоту, искренность, благоразумие, преданность, честность и способность приносить радость и получать удовольствие. Агнесса предстала ему юным подобием моей матушки, если угодно – единственной женщины, которой он когда-либо восхищался. И все получилось именно так, как она планировала и предвидела: Карл полюбил Агнессу так же сильно, как она полюбила его. Увы, мы-то, мужчины, знаем, что страсть к одной женщине вечной не бывает, хотя любовь пронести в своем сердце всю жизнь, конечно же, можно.
Жак не произносит ни слова; он только слушает.
– Понятие верности противоречит мужскому естеству. Как в природе. Много ли животных живут парами всю жизнь? Вот! Только некоторые – лебеди, орлы, волки. А у других животных все просто: если один из пары умирает, другой не чахнет с горя, а быстро находит ему замену. Точно так же, как мы, мужчины, овдовев, – говорит Рене с улыбкой и тотчас же добавляет: