А ты можешь привести конкретный пример?
Ну что ж, я пришла сюда из-за моего друга.
Ты пришла сюда из-за друга.
Он говорит, что я постоянно нахожусь в состоянии депрессии.
Мне очень печально слышать, что ты находишься в состоянии депрессии.
Да, это так. Я несчастлива.
А ты думаешь, что твой приход сюда поможет тебе не чувствовать себя несчастной?
Я могу со всей определённостью сказать, что мне нужна помощь.
Как по-твоему, что могло бы произойти, если бы ты получила помощь?
Возможно, я могла бы помириться со своей матерью.
Расскажи мне больше о своей семье.
Мама заботится обо мне.
А кто ещё в семье заботится о тебе?
Мой отец.
Твой отец.
Ты тоже чем-то напоминаешь мне моего отца.
Чем?
Ты не проявляешь агрессии, но мне кажется, что ты не хочешь, чтобы
я это замечала.
Что заставляет тебя думать, что я не проявляю агрессии?
Ты не споришь со мной.
Как ты думаешь, почему я не спорю с тобой?
Ты меня боишься.
Тебе приятно думать, что я тебя боюсь?
Мой отец боится всех и вся.
Говоря о своём детище, Вейценбаум (который признавал, что оно представляет собой непримечательный и даже немного глуповатый вклад в молодую область естественно-языковой обработки) заметил, насколько простым может оказаться для программистов создание машин, «ведущих себя необычным образом и способных зачастую поражать даже искушённых наблюдателей». Однако как только «внутренние механизмы работы программы объясняются простым и понятным языком, - продолжал он, - вся магия моментально исчезает. Перед нами предстаёт всего лишь набор процедур, зачастую достаточно изощрённых. Наблюдатель говорит себе: 'Такую программу мог бы написать и я сам". Программа переносится с полки, на которой написано "интеллект", на полку, зарезервированную для всяких забавных диковин».
Однако в случае Вейценбаума (как и в случае Генри Хиггинса) равновесие было достаточно скоро нарушено. «Элиза» быстро приобрела популярность среди студентов МТИ, превратившись в одну из самых любимых тем для обсуждения на лекциях и презентациях, посвящённых компьютерам и режимам разделения времени. Она оказалась одной из первых программ, способных продемонстрировать мощь и скорость компьютеров, причём образом, доступным любому непрофессионалу. Для того чтобы поболтать с «Элизой», не требовались специальные знания в области математики или вычислительной техники.
Копии программы пользовались большой популярностью и в других университетах. Затем на неё обратила внимание пресса, и вскоре «Элиза», по словам Вейценбаума, превратилась в «национальную игрушку». Он был удивлён интересом к своей программе. Но ещё сильнее его шокировало то, насколько быстро и глубоко люди, пользовавшиеся программой, «вовлекались в эмоциональную связь с компьютером» и разговаривали с ним как с живым собеседником. Они «могли, пообщавшись с компьютером в течение определённого времени, настаивать, несмотря на мои объяснения, что машина действительно их понимает». Искушению подверглась даже секретарь Вейценбаума, своими глазами видевшая, как он писал программный код для «Элизы», и «точно знавшая, что это - всего лишь компьютерная программа». После нескольких месяцев работы с программой на терминале в офисе Вейценбаума секретарь попросила профессора покинуть комнату, так как начала испытывать смущение от того, что общение с машиной приобрело слишком личный характер. «Я никак не мог понять, - говорил Вейценбаум, - каким образом достаточно короткое общение с простой компьютерной программой может вызвать столь сильные отклонения в мышлении у вполне нормальных людей».
Но тут начали происходить ещё более странные вещи. Признанные психиатры и учёные из других областей знаний начали наперебой говорить, с немалым энтузиазмом, что программа может играть важную роль в реальном лечении различных болезней и нарушений. В статье в журнале Journal of Nervous and Mental Disease три знаменитых психиатра-исследователя написали, что «Элиза», при незначительной настройке, могла бы использоваться в качестве «терапевтического инструмента, широко доступного в психиатрических больницах и специализированных центрах, испытывающих нехватку врачей».
Благодаря «способностям современных и будущих компьютеров к разделению времени, несколько сотен пациентов могли бы одновременно пользоваться компьютерной системой, специально созданной для этой цели». В своей статье в журнале Natural History известный астрофизик Карл Саган выражал своё ничуть не меньшее восхищение потенциалом «Элизы». Он предвидел развитие «сети терапевтических компьютерных терминалов, чем-то напоминающих огромные телефонные будки, в которых всего за несколько долларов любой человек мог бы поговорить с внимательным, опытным и не указывающим правильное направление психотерапевтом».
В своей работе «Вычислительные машины и разум» Алан Тьюринг задавался вопросом: «Могут ли машины думать?» Он предложил простой эксперимент, позволявший оценить, действительно ли у компьютера есть интеллект. Изначально эксперимент носил название «имитационная игра», но потом приобрёл другое, всем известное название - тест Тьюринга.
В процессе тестирования «следователь» сидит за компьютерным терминалом в пустой комнате и участвует в переписке с двумя другими собеседниками, один из которых является человеком, а другой компьютером, лишь притворяющимся человеком. Тьюринг полагал, что если «следователь» окажется не в состоянии отличить компьютер от реального человека, то можно будет говорить о наличии у компьютера интеллекта. Способность выдавать правдоподобную последовательность слов будет свидетельствовать о появлении по-настоящему думающей машины.
Разговор с «Элизой» представлял собой по сути 0дну из разновидностей теста Тьюринга. Однако, как с удивлением обнаружил Вейценбаум, люди, «беседовавшие» с программой, совершенно не были заинтересованы в том, чтобы выносить рациональные и объективные суждения в отношении личности «Элизы». Они хотели верить, что «Элиза» представляет собой действительно думающую машину. Они хотели наградить «Элизу» человеческими качествами, даже зная, что она - всего лишь компьютерная программа, следующая простым и достаточно очевидным инструкциям. Как оказалось, тест Тьюринга во многом тестировал то, каким образом компьютеры мыслят в восприятии людей.
В своей статье в Journal of Nervous and Mental Disease три психиатра не просто предложили, чтобы «Элиза» служила заменой реальному доктору. Они начали по очереди, утверждать что психотерапевт по сути представляет собой разновидность компьютера: «Терапевт может рассматриваться как устройство принятия решения и информационный процессор, действующий на основании набора правил, чётко связанных как с краткосрочными, так и с долгосрочными целями».