«Когда я впервые приехал в Нью-Йорк из Техаса, у меня было
двадцать тысяч долларов, которые дали мне друзья. Я должен был вложить эти
деньги в фондовую биржу. Мне казалось, — продолжал он, — что я знаю все „ходы и
выходы“ на фондовой бирже. Но я потерял каждый цент. Правда, некоторые сделки
принесли мне большую прибыль; но в конце концов я потерял все».
«Я не был бы так расстроен, если бы потерял собственные
деньги, — объяснил мистер Роберте, — но я был в ужасе от того, что потерял
деньги своих друзей, хотя они были вполне обеспеченными людьми. Я боялся
встретиться с ними после того, как наша затея окончилась так неудачно. Однако,
к моему удивлению, они не только не обиделись на меня, но и оказались
неисправимыми оптимистами.
Я знал, что действовал наугад, находясь в значительной
степени в зависимости от удачи и от мнений других людей. Как выразился X. И.
Филлипс, я «играл на бирже по слуху». Я начал анализировать свои ошибки и
решил, что прежде чем я снова займусь биржевыми операциями, мне следует
тщательно изучить все, что связано с биржей. Я занялся этим и познакомился с одним
из самых выдающихся в истории игроков на бирже — Бэр-тоном С. Каслом. Я был
уверен, что смогу от него многому поучиться, поскольку он давно пользовался
репутацией биржевика, которому каждый год сопутствовал успех. Я знал, что этот
успех не был результатом простого везения.
Он задал мне несколько вопросов, касающихся моих биржевых
сделок в прошлом. Затем он объяснил мне самый важный принцип биржевых операций.
Он сказал: «Я устанавливаю „ограничитель потерь“ на любое биржевое предприятие,
в котором участвую. Если я, например, приобретаю партию акций по 50 долларов
штука, я немедленно устанавливаю „ограничитель потерь“ в размере 45 долларов.
Это означает следующее: если эти акции на бирже понизятся в цене на 5 пунктов,
то они будут проданы автоматически. Таким образом, потери будут ограничены
пятью пунктами.
Прежде всего, продолжал старый маэстро, вы должны разумно
организовать свои биржевые дела, и тогда ваши прибыли составят в среднем
примерно десять, двадцать пять или даже пятьдесят пунктов. Следовательно,
ограничивая свои потери до пяти пунктов, вы можете ошибаться более, чем в
половине случаев, и все же получите много денег».
Я немедленно усвоил этот принцип и с тех пор постоянно
использую его. Таким образом моим клиентам и мне удалось сэкономить много тысяч
долларов.
Через некоторое время я понял, что принцип «ограничения
потерь» можно использовать и в других сферах жизни, а не только на фондовой
бирже. Я начал устанавливать «ограничитель» на любые неприятности и обиды,
которые я испытывал. Этот принцип действовал чудесным образом.
Например, я часто договариваюсь со своим другом вместе
позавтракать. Однако он редко приходит вовремя. В прежние времена я волновался
из-за этого на протяжении половины времени, отведенного для завтрака, после
чего наконец он появлялся. В конце концов я рассказал ему об «ограничителе»,
который я устанавливал для своего беспокойства. Я сказал ему: «Послушай, Билл,
мой „ограничитель“ для ожидания тебя составляет ровно десять минут. Если ты
опоздаешь больше, чем на десять минут, наша договоренность о завтраке полностью
отменяется, и я уйду».
Боже правый! Если бы много лет назад у меня хватило ума
устанавливать «ограничитель» на свое нетерпение, на свой характер, свое
стремление оправдать себя, на свои сожаления, на свое умственное и
эмоциональное напряжение! Почему у меня не хватало здравого смысла оценить
каждую ситуацию, угрожавшую моему душевному спокойствию, и сказать себе:
«Послушай, Дейл Карнеги, об этом стоит беспокоиться ровно столько и не более
того». Почему я этого не сделал?
Однако я должен отдать себе должное, похвалив за небольшой
здравый смысл, проявленный хоть однажды.
Это было в серьезный момент моей жизни—в момент кризиса,
когда мои мечты, планы на будущее и труд многих лет рухнули, как карточный
домик. Дело было так. Когда мне было тридцать лет с небольшим, я решил
посвятить свою жизнь созданию романов. Я собирался стать вторым Фрэнком
Норрисом, или Джеком Лондоном, или Томасом Гарди. Мое решение стать писателем
было столь серьезным, что я провел два года в Европе. Там я мог прожить дешево на
доллары, так как после первой мировой войны постоянно происходили денежные
реформы и безудержно печатались деньги. Я провел там два года, работая над
главным произведением своей жизни. Я назвал его «Снежная буря». Название
оказалось подходящим, поскольку издатели приняли мое творение с таким ледяным
холодом, какой может вызвать лишь снежная буря, обрушивающаяся на равнины
Дакоты. Когда мой литературный агент сообщил мне, что мое произведение никуда
не годится и что у меня нет писательского дара, сердце у меня чуть не
остановилось. Я вышел из его конторы, как в тумане. Я был в таком состоянии,
словно он меня ударил дубинкой по голове. Я остолбенел. Однако я понял, что
оказался на пересечении жизненных дорог и должен принять чрезвычайно важное
решение. Что же я должен делать? Какой путь мне следует избрать? Прешли недели,
прежде чем я вышел из состояния оцепенения. В то время я и понятия не имел о
том, что можно установить «ограничитель» на свое беспокойство. Но оглядываясь
назад, я понимаю, что сделал именно это. Я поставил крест на тех двух годах,
когда я выбивался из последних сил, чтобы написать этот роман, и правильно
оценил это как благородный эксперимент, а затем принял решение изменить свою
жизнь. Я снова стал преподавать на курсах для —взрослых, а в свободное
время—писать биографии знаменитых людей и книги познавательного характера,
наподобие той, которую вы сейчас читаете.
Чувствую ли я радость в душе от того, что принял такое
решение? Радость в душе? Каждый раз, когда я думаю об этом сейчас, мне хочется
танцевать на улице от радости! Честно могу сказать, что с тех самых пор я ни
одного дня и ни одного часа не жалел о том, что не стал вторым Томасом Гарди.
Однажды ночью век назад, когда сова зловеще ухала в лесу на
берегу Уолденского пруда, Генри Торо обмакнул гусиное перо в самодельные
чернила и записал в своем дневнике: «Стоимость вещи—это такое количество того,
что я называю жизнью, которое требуется, чтобы обменять на него вещь сразу или
в течение длительного времени».
Другими словами, мы — дураки, когда платим за какую-либо
вещь больше, чем она обходится для нашей жизни.
Но именно так поступили Гилберт и Салливан. Они умели
сочинять веселые стихи и веселую музыку. Но у них совершенно отсутствовала
способность вносить веселье в собственную жизнь. Они создали прелестные
оперетты, восхищавшие весь мир: «Терпение», «Детский передник», «Микадо». Но
они не могли управлять своими характерами. Они омрачали свою жизнь из-за
пустяков, например, из-за стоимости ковра! Салливан заказал ковер для театра,
который они купили. Когда Гилберт увидел счет, он был вне себя от гнева. Они
подали друг на друга в суд и никогда в жизни больше не сказали друг другу ни
одного слова. Когда Салливан сочинял музыку для их нового совместного
произведения, он посылал ее Гилберту по почте, а Гилберт, написав слова,
возвращал бандероль по почте Салливану. Однажды их обоих вызвали в театре на
бис. Они встали на противоположных сторонах сцены и раскланивались с публикой,
глядя в разных направлениях так, чтобы не видеть друг друга. У них не хватало
здравого смысла поставить «ограничители» на свои обиды, как сделал Линкольн.