– Вот бы побывать на краю света! – мечтательно проговорил Ансгар. – Интересно, что там?
– Там бескрайнее море.
– А ты откуда знаешь?
– Так люди говорят, – ответил Богша и добавил: – Но, конечно, ты никогда не встретишь человека, который бы там побывал, ведь те, кто добирался до края света, старели в пути и назад уже вернуться не могли.
Ансгар призадумался. Если бы кровь отца не взывала к отмщению, он, наверное, согласился бы уйти навсегда, только бы увидеть край света, пусть уже и дряхлым стариком. Или даже заглянуть за край, что там? Не увидит ли он там богов? А увидев, не станет ли равен им? Наверно, те, кто побывал там, не возвращались вовсе не из-за старости, а потому что уже не хотели отрывать своего взора от моря на краю земли, за которым живут боги.
* * *
Наконец Ансгар и Богша вышли на открытое место недалеко от реки и увидели расположенную на небольшом всхолмии усадьбу Година – обнесенное оградой скопление больших и малых строений. Рядом, на лугу, пасся скот под присмотром какого-то паренька, а на берегу Вальхава несколько женщин занимались стиркой. Больше никого видно не было. Но когда они вдвоем подошли к воротам, те словно бы сами распахнулись перед ними. Вслед за Богшей Ансгар прошел внутрь и оказался посреди довольно большого двора. Их встретили несколько слуг, но с высокого крыльца навстречу уже спускался высокий седой старик с длинной бородой. Его все еще хранящее воинскую стать тело было покрыто длинной свитой, такой же белой, как и его борода. В ней он был больше похож на чародея, нежели на ярла. Впрочем, на старика Ансгар поначалу почти не обратил внимания, ведь рядом с ним шла девушка, в которой он без труда узнал свою ночную знакомую. Сердце его возликовало! Боги милостивы к нему, раз устроили ему эту встречу, ведь он уже не чаял ее увидеть.
– Отец, это тот самый воин, о котором я тебе говорил, – промолвил Богша.
Ансгар, не отводя глаз от девушки, вежливо поклонился и представился:
– Мое имя Ансгар сын Ансвара из Тюлоскуга.
– Здравствуй, Ансгар, – едва кивнул старик и, заметив, куда тот смотрит, скосил взор на деву и бросил ей несколько слов на вендском языке.
Девушка тоже, видно, узнала его, а оттого немало смутилась, но, услышав голос отца, спохватилась, поклонилась и, приняв у вовремя сунувшегося слуги блюдо, поднесла его Ансгару, произнеся нежным сладким голосом два вендских слова. На блюде был круглый хлеб, а на нем в маленькой чашице соль. Ансгар непонимающе посмотрел на Богшу.
– Отломи кусочек, обмакни в соль и вкуси, – подсказал тот.
Сделав так, Ансгар в свою очередь поклонился деве.
– Что ж, идем в дом, – изрек Годин и повернулся к крыльцу.
Ансгар и Богша последовали за ним.
– Кто эта дева? – не удержался Ансгар.
– Моя сестра, Злата.
Сестра! Слава богам! Значит, Богша не жених ей, а искал ее в лесу только потому, что берег сестрину честь.
Дом был не таким, в каких привык бывать Ансгар, – вместо одного общего помещения с несколькими перегородками в нем было множество комнат и переходов. Поднявшись на крыльцо и пройдя через сени, несколько раз свернув и нырнув в низкие двери, они прошли в просторную комнату, посреди которой стоял длинный дубовый стол. Хотя большое окно было раскрыто нараспашку, однако свет, идущий через него, едва освещал помещение. В глухом дальнем углу в плошке с маслом слабо тлел огонек, подсвечивая несколько деревянных статуэток. В этом тусклом свете внутреннее убранство показалось Ансгару слишком простым для ярла. Оно мало отличалось от того, к чему он привык у себя дома. Тут не было никакой роскоши, а только самое необходимое. Единственным свидетельством высокого положения хозяина дома служил большой резной стул, похожий на трон, сидя на котором вершил свой суд конунг Рёрик. На этот-то стул Годин медленно, с видимым глазу усилием, сел и положил руки на подлокотники. Ансгар и Богша сели на лавку, тянувшуюся вдоль стола. Злата же, пройдя через комнату, скрылась в боковой двери в дальнем углу. На минуту воцарилось неловкое молчание. Ансгар посмотрел на ярла, тот пристально глядел на него и едва заметно улыбался. Тогда он перевел взор на Богшу. Богша тоже улыбался, только, в отличие от отца, как-то виновато. Казалось, он сам не понимал, почему Годин вдруг пожелал лицезреть находника из-за Студеного моря, пусть даже и неплохо дравшегося с самим Хельги. Набравшись смелости, Ансгар решил сам нарушить тишину.
– По правде сказать, – начал он, – не могу уразуметь я, чем заслужил такую честь – сидеть за твоим столом, ярл Годин. Я простой воин, дренг, у меня нет ничего, кроме меча и моих верных друзей, таких же бедных, как и я. Все, что мы можем, живя в этом чужом для нас краю, так это продавать свои мечи тому, кто готов нам платить.
– И платит вам Рёрик.
– Так и есть.
– Вот видишь, между нами не так уж и мало общего, – проговорил Годин, и речь его была чиста, без того акцента, который был присущ большинству вендов, – когда-то я тоже явился к Рёрику с пустыми руками. У меня даже не было меча, тем более такого, как твой, – при этих словах Ансгар почувствовал невольный прилив гордости, – и всем, что у меня есть теперь, я обязан нашему конунгу. Как знать, не повторишь ли и ты моего пути? Может, придет день, ты станешь ярлом и сам будешь принимать в своем доме какого-нибудь храброго, но нищего юнца.
Последние слова пришлись не по душе Ансгару, он вовсе не считал себя юнцом.
– По правде сказать, я не желаю быть ярлом.
– Почему же? – спросил Годин, и в его взгляде появился интерес.
– Я не всегда был нищим, – взволнованно заговорил Ансгар, – мой отец был вольным бондом. Да, он все делал сам, обходился без слуг, но зато он никогда ни у кого ничего не отнимал. И все, что у него было, принадлежало ему по праву. Мы с братом не росли в роскоши, но ели и пили досыта, спали в тепле и охотились вволю в бескрайних лесах, где никто не указывал нам, куда идти и что делать. Кроме отца, конечно, – его мы слушались и почитали, так же как и нашу мать. Но в один прекрасный день в нашем лесу объявились ярлы конунга свеев. Они сожгли наш дом, убили отца, ранили мать. Если теперь я принужден скитаться в чужих краях, продавая свой меч тому, кто согласится платить, то повинны в этом именно ярлы. Им вечно есть дело до чужого добра и не сидится на месте, покуда рядом есть вольные люди, которыми нельзя помыкать и которые не платят им дань. Так что, если ты, славный Годин, меня спрашиваешь, отчего я не хочу быть ярлом, я скажу тебе: я не хочу быть таким же, как они, не хочу грабить, жечь, убивать невинных, и все только ради того, чтобы прибрать к рукам чье-нибудь имущество или обратить кого-нибудь в рабство.
Заметив, что лицо Година приняло какое-то странное выражение, Ансгар добавил:
– Я прошу прощения, если слова мои оскорбили тебя. Говоря о ярлах, я вовсе не хотел унизить твое достоинство.
– Тебе не за что просить прощения, – строго отмолвил Годин, – ведь в твоих словах горькая правда. Скорее это мне стоит упрекнуть себя за неосторожное слово, которым я нечаянно обидел тебя.