Граф застыл в замешательстве. Понятно было, что женщины, которые с воем жались к стенам домов, — из этой деревни. Но Фёдор Иванович не мог разобрать, кто из мелькающих перед глазами аборигенов — местные, а кто — пришлые; все были похожи друг на друга, все в набедренных повязках… С кем сражаться?
— Робертс! — гаркнул граф, обернувшись в надежде, что британец укажет ему врагов, но Робертса за спиной не оказалось.
Зато из-за соседнего дома выбежал Тапега, сопровождаемый дядей и ещё парой дюжих воинов. Король с приближёнными были вооружены такими же булавами и мечами-вёслами, как все остальные. Они с разбегу врезались в толпу, нанося удары направо и налево. Фёдор Иванович бросился следом, резонно решив: кто против Тапеги — тот и враг.
Островитяне оторопели, увидав среди рослых темнокожих воинов косматого, с вздыбленными бакенбардами коренастого белого в белых одеждах, но, когда от его ударов рухнули двое, — обрушились на нового противника с особенной яростью. Туземцы были высоки ростом и весьма сильны; булавой или веслом любой из них мог раскроить череп или переломать кости, но им никогда не доводилось противостоять воину со стальной саблей, и тем более — настоящему мастеру…
…а Фёдор Иванович наконец-то попал в свою стихию. Он рубился с таким упоением, что Севербек мог бы только позавидовать. И откуда было дикарям знать классическую фехтовальную двойку, отточенную бесконечными тренировками? Парад — рипост, защита — ответ. Граф защищался булавой, которую подхватил из рук первого же сражённого воина, и тут же наносил ответный удар клинком, который не знал промаха и пощады. С рычанием Фёдор Иванович прокладывал себе дорогу, по обе стороны которой корчились порубленные туземцы, и новые противники вели себя уже с большей осторожностью…
…но тут он заметил, что Тапегу отсекли от дяди с остальными воинами: король отступал, размахивая веслом, а наседали на него сразу четверо. Миг, другой — и всё будет кончено. Фёдор Иванович был шагах в пятнадцати от Тапеги, но наперерез ему выскочили ещё двое аборигенов. Не успеть! Граф молниеносно проткнул саблей одного, швырнул булавой во второго — и выхватил пистолет. До этого момента пара тяжёлых «лепажей» за широким поясом лишь стесняли его движения: сперва было неясно, кто враг, потом в гуще схватки стало не до стрельбы. Фёдор Иванович зарядил пистолеты ещё на корабле, а перед входом в деревню — мало ли что? — снова проверил у каждого порох на полке и поставил курки на предохранительный взвод. Теперь он взвёл курок в боевое положение, поднял ствол, целя в самого здоровенного из нападавших на Тапегу, и нажал на спуск.
Грохот выстрела произвёл ошеломляющий эффект. Густое облако дыма закрыло от графа картину боя, но крик ужаса из глоток десятков островитян подтверждал, что выстрел точен. В самом деле, пуля свалила туземца, который собирался прикончить Тапегу, а главное — Фёдор Иванович насмерть перепугал и своих, и чужих. После ему рассказали, что с год назад у острова стоял американский корабль. Туземцы по обыкновению плавали рядом. Плод хлебного дерева, брошенный одним из них, ненароком угодил в капитана. Увидав это, часовой без всякого приказания выстрелил из ружья — и убил брата короля, который показался ему виноватым. Этот случай так сильно подействовал на нукугивцев, что любое огнестрельное оружие с тех пор вызывало у них священный трепет одним своим видом, а оглушительный выстрел Фёдора Ивановича вызвал настоящую панику.
Второго выстрела не понадобилось: нападавшие бежали, бросая оружие. Их преследовали воины из деревни Тапеги; сам же король, тяжело дыша и опираясь на побитое весло, подошёл к своему спасителю и разразился торжественной речью. Нетрудно было догадаться, что Тапега благодарит графа…
…и это подтвердил Робертс, откуда-то возникший рядом с Фёдором Ивановичем.
— Он говорит, что вы великий воин. Вы помогли отстоять деревню и обратили в бегство разбойников. Он хочет щедро вас отблагодарить по случаю нашей победы.
— Победа-то наша, — ехидно поддел британца граф, — да вы-то где были?
— Я оповестил короля о нападении и привёл его сюда. — Робертс пожал плечами. — Но в том, чтобы умереть за дюжину кусков железа, не вижу ни малейшего смысла. Я торговец, а не военный.
Фёдора Ивановича проводили для отдыха в дом Робертса: королевское жилище было под охраной табу, и там на белого человека, который выиграл сражение с соседями, не смогли бы посмотреть благодарные жители деревни. Мужчины расселись кругом дома Робертса и переговаривались, время от времени заглядывая внутрь беседки, чтобы улыбнуться гостю и сказать несколько добрых слов, которых он не понимал и только кивал в ответ. Женщины тем временем готовились к праздничной трапезе.
При каждом доме были своеобразные погреба, уложенные булыжником, обмазанные по стенам глиной и покрытые ветками. Там хранились коренья и плоды: аборигены укладывали запасы на листья, засыпали глиной с песком, а напоследок — землёй. Жена Робертса добыла из погреба разнообразные лакомства и попотчевала Фёдора Ивановича. Несколько женщин чуть в стороне разводили костры в больших ямах, наполненных дровами. Британец пояснил: когда будут готовы угли, на них уложат булыжники — и уже на раскалённых камнях начнут готовить блюда для праздника.
Брошенное на месте битвы неприятельское оружие собрали. Тапега объявил: по традиции эта добыча делится между воинами, поэтому Фёдор Иванович может первым забрать свою долю. Посуда и прочие изделия местных мастеров также в его распоряжении.
— Я рассказал королю, как вы хотели накупить здешних диковин, — пояснил Робертс. — Видите, как всё удачно складывается… Он также присовокупляет к подарку черепа врагов. До вашего отплытия подготовить свежие не успеют, поэтому Тапега отдаёт вам те, что хранятся у него. Это знак особого расположения! Он спрашивает, чем ещё мог бы отблагодарить великого воина.
Фёдор Иванович раздумывал недолго.
— Помнится, вы говорили, что за каждый подвиг полагается татуировка. Если я в самом деле великий воин, пусть и мне сделают… что-нибудь такое.
Робертс передал Тапеге пожелание графа. К разговору присоединился дядя, раненный в схватке: повреждённая голова его была обмотана лентами желтоватой материи, как бинтом. Они с королём говорили долго, спорили о чём-то и показывали друг другу свои татуировки. Наконец, Робертс обрадовал Фёдора Ивановича известием:
— Ваше желание будет исполнено прямо сейчас.
Несколько времени спустя Фёдору Ивановичу поднесли чашу из кокосовой скорлупы с дымящимся отваром. Напиток источал странный тяжёлый запах, щекотавший ноздри. Граф спросил Робертса:
— Что это?
И тот ответил:
— Я не смогу перевести вам название. В английском языке нет нужных слов. Просто выпейте. Процедура тату небыстрая и довольно болезненная, вас хотят к ней подготовить. Пейте, пейте, не бойтесь!
Фёдор Иванович задержал дыхание, выпил — и скоро уже не понимал, что происходит наяву, а что порождено воображением. Он откинулся на рогожу посреди беседки, крытой листьями хлебного дерева. Кругом нарастал многоголосый вой; откуда-то издалека бубнил британец — мол, так на Нуку-Гиве принято поминать убитых врагов, которые не вернутся домой и больше не будут досаждать своими набегами. Глухо и мерно рокотали барабаны. Вой накатывал волнами.