— Уйдешь, ничего, — прошептал он, украдкой передавая Лизе тряпичный узелок с золотом. Среди серег, колечек отчетливо прощупывался медальон. Она спрятала узелок в лифчик, набросила на плечи шарф, чтобы отец Игнатий не заметил ничего.
У Петруся был решительный вид, но Лиза знала, как ему трудно будет выполнить обещание, если старик, которого он боготворил, начнет требовать своего. Так что настроение у нее и без того было похоронное, а тут еще и Алекс привязался!
— А как же ломбард? — проговорил в это время он.
— Ломбард… продан, — на ходу придумала Лиза. — Там теперь другой хозяин.
— А вы вернетесь в Мезенск? — спросил Алекс.
— Не знаю, — уклончиво ответила Лиза, думая, что лучше утопится или повесится, но в эту проклятую западню больше не сунется. — Как позволит дедушкино здоровье. Да и какая разница, вернусь или нет, мы с вами все равно больше не увидимся, ведь вы уезжаете в Берлин.
— Ах да, — спохватился Алекс. — Я и забыл. Верно, вы правы, мы не увидимся. И это меня очень печалит. Вы меня перебили в ту минуту, когда я хотел сказать, что единственное, что затемняет картину моего безоблачного счастья, — это мысль о неминуемой разлуке с вами. Но вот что, Лиза… Я все равно хотел разыскать вас в Мезенске. Подпишите мне свое фото!
— Вы с ума сошли, какое фото? — слабо улыбнулась она, но так и ахнула, когда Алекс снова сунулся в автомобиль, снова достал свой портфель, раскрыл его и из какой-то толстой тетради в клеенчатой обложке вытащил фотографию… Да боже ты мой, это ведь был тот самый снимок, который был на Лизином аусвайсе, только увеличенный до размера открытки!
Недоверчиво глядя на свое лицо, которое сейчас почему-то казалось чужим, она вспомнила, как Алекс говорил, стоя на крыльце «Rozige rose»: «Интересно, сохранился ли у фотографа, который делал этот прелестный снимок, негатив? Я бы с удовольствием заказал ему еще одно ваше фото. Для себя. Только не такое маленькое, а кабинетного, так сказать, формата. Знаете, с почтовую открытку, вот такого размера. И носил бы его в бумажнике, иногда с гордостью предъявляя своим приятелям. Они рассматривали бы его, завидовали бы мне, восхищались вашим изумительным лицом, делали бы скабрезные намеки, которые я с тонкой улыбочкой игнорировал бы, а потом спрашивали, что написано на обороте снимка. И я с удовольствием переводил бы им вашу дарственную надпись, сделанную, конечно, по-русски: «Моему любимому Алексу — на вечную память. Лиза Пет-ро-пав-лов-ская». Неужели мне удалось выговорить вашу фамилию?! Ну и в конце пусть будет написано — такого-то числа, такого-то года, город Мезенск, бывшая Россия.
Она тогда сказала — вам, мол, фантастику бы писать, а ведь вот оно, фото!
— Как видите, я сдержал обещание, — с торжеством проговорил Алекс. — Я всегда исполняю то, что обещал. Фото сделал, в Нижний Новгород приеду… Я почему-то убежден, что выживу в этой бойне, — ведь империя не может остаться без наследного принца, верно?
Лиза слабо кивнула. Черт его знает, может быть, он и прав, Алекс Вернер, трикотажный принц!
— Так что прошу вас подписать мне снимок так, как я хочу.
Лиза беспокойно оглянулась. Петрусь, как никогда, напомнил ангела смерти, сопровождающего мученика на тот свет. Судя по лицу старика, полному ненависти, путь ему был предписан не в рай, а прямиком в ад…
Но делать нечего, если не исполнить просьбу Алекса, он не отстанет. И, кивнув, Лиза приняла от него тяжеленный «Паркер» с золотым пером. Несколько мгновений подержала, восторженно разглядывая невозможно красивую ручку, и, опираясь на портфель Алекса, который тот держал вместо некоего походного столика, начала писать под его диктовку: «Моему любимому Алексу — на вечную память». Боже мой, какой-то бред, бред, это бред, честное слово, как у Анненского: «Какой тяжелый, темный бред!» Каждое слово Алекса, которое Лиза старательно писала под его диктовку, было издевкой над ней, над Петрусем, над их любовью, такой щемящей, такой обреченной, но она старалась не думать об этом, а писала, покорно, тупо, стараясь закончить быстрей, чтобы он отвязался наконец! Написала имя, фамилию, эту кошмарную последнюю фразу: «Город Мезенск, бывшая Россия», протянула фотографию Алексу:
— Ну вот, все, возьмите. Теперь прощайте!
Одной рукой он схватил снимок, другой удерживал Лизу за запястье. Читал — очень внимательно, как будто проверял, не сделала ли она грамматических ошибок.
— Вы написали по-русски, — сказал удовлетворенно. — Очень хорошо. Только почему вы…
— Что? — почти выкрикнула она, еле владея собой.
— Ничего, — покачал головой Алекс, убирая фотографию. — Ничего. Теперь идите. Только я советую вам поспешить. Вы должны перейти мост как можно скорей, потому что через пятнадцать минут, — он взглянул на часы, — да, именно так, через пятнадцать минут через него пойдет колонна грузовиков с боеприпасами, так что как бы вас не задержали, не отвели на пост. Там могут так прицепиться, что никакой дедушкиной болезнью не отговоритесь.
— Как через пятнадцать? — с ужасом спросила Лиза. — Откуда вы это взяли?!
— Ну, я все же офицер германской армии, — усмехнулся Алекс. — Человек со связями. Меня предупреждали, чтобы я поспешил пересечь мост, ведь если кто-то окажется там во время движения колонны, не оберется неприятностей. Так что спешите. А может быть, вам лучше переждать здесь?
— Нет, мы должны успеть!
Лиза сорвалась с места и бросилась к Петрусю:
— Скорей, нужно скорей!
— Что такое?
— Через четверть часа здесь пройдет колонна грузовиков с боеприпасами…
— Стой! — воскликнул Петрусь. — Как так? Баскаков сказал, она будет здесь только завтра!
— Значит, он ошибся! — чуть не закричала Лиза. — Значит, его сведения не точные. Скорей, скорей, ну?!
До нее только сейчас дошло, что это та самая колонна, которую хотел взорвать Баскаков. Да, вот это он промахнулся, смертельно промахнулся! И что делать, если старик сейчас скажет, что все бессмысленно, нужно возвращаться, не переходя моста?!
— Все бессмысленно, нужно возвращаться, — резко сказал Петрусь. — Нас остановят. Давайте вернемся.
— Нет, мы пойдем вперед, — мучительно выхрипел старик. — Мы пойдем вперед и сделаем то, что я обещал Баскакову.
Он еще больше побледнел, влажная от холодного пота, зеленоватая от слабости кожа обтянула лицо. Даже смотреть на него было противно, Лиза и старалась не смотреть, но она была благодарна, благодарна ему! Перейти мост, скорей!
Она почти бежала, волоча за собой старика, Петрусь еле поспевал за ним. Они были практически на середине, когда солдаты вдруг все побежали к противоположной стороне.