Орри пошел обратно к дороге. Не услышав шагов Чарльза за спиной, он обернулся и махнул рукой:
– Идем! Ты дерешься в следующий вторник, а не в следующем году.
– Я думал, что и сам справлюсь…
Эти слова унесло ветром, пронесшимся над залитым солнцем полем. Выражение лица Чарльза становилось все более негодующим, почти вызывающим.
– Если хочешь быть убитым из-за своего невежества, – крикнул в ответ Орри, – то, конечно же, можешь справляться сам!
– С чего ты вдруг решил мне помогать? – выкрикнул Чарльз; он был так зол, что даже губы побелели. – Я же тебе не нравлюсь.
– Мне действительно не нравится твое поведение в последний год, Чарльз. Но я все равно за тебя отвечаю. И не смогу спокойно стоять рядом и смотреть, как Уитни Смит совершает убийство. Так что тебе решать, идти со мной или нет.
С этими словами он пошел дальше к изгороди. Чарльз по-прежнему стоял неподвижно, сжимая кулаки. Но постепенно враждебность на его лице таяла, как лед весной, сменяясь недоверчивой улыбкой. Наконец он поднял с земли шомпол, треснувший рожок для пороха и мешочек с пулями. А потом побежал за Орри.
* * *
Они упражнялись по три часа в день. Орри по секрету рассказал сестрам о дуэли. Эштон, разумеется, проболталась. Случилось это за столом во время ужина, и Чарльз был очень удивлен, увидев, как расстроилась Кларисса. Чтобы успокоить всех, Орри пришлось признаться, что он усиленно занимается с кузеном Чарльзом, поэтому у мальчика есть все шансы пройти через это испытание с честью, отделавшись лишь легким ранением, а то и вовсе невредимым.
Тиллет поддержал сына, отпустив парочку уничижительных замечаний насчет характера и выдержки Уитни Смита. Племяннику же он пожелал удачи. Для Чарльза этот вечер в семейном кругу оказался весьма тяжелым испытанием. Никто раньше не проявлял к нему такого пристального внимания.
* * *
– Нет! – Это слово Орри чаще всего произносил во время их занятий. – Ты недостаточно долго целился. Знаю, ты торопишься, потому что боишься. Но спешка толкает тебя прямиком к могиле. – Он схватил правую руку Чарльза и встряхнул ее. – Бога ради, запомни наконец! Ты оставишь меня в дураках, если позволишь себя убить!
Последние слова он произнес непроизвольно, не осознавая, насколько глупо они звучат, пока Чарльз не улыбнулся.
– Ладно, – сказал мальчик. – Если и есть причина, по которой я не хочу быть убитым, то эта вполне подходит.
Но при взгляде на двоюродного брата улыбка тут же слетела с его лица. Орри был суровым человеком и жестким учителем, и, пытаясь с ним шутить, Чарльз перешел границу дозволенного. Наверное, его слегка убаюкала перемена в их отношениях в последние дни; на смену прежней неприязни к Орри пришло что-то вроде братского чувства, а иногда даже настоящей теплоты. Орри наверняка считал его не совсем безнадежным, иначе не стал бы тратить на него столько времени. Но сейчас Чарльз зашел слишком далеко. Не стоило пытаться развеселить Орри.
И вдруг где-то в глубине всклокоченной бороды брата сверкнула белая полоска. Улыбка.
– Вот именно! – воскликнул Орри, наконец-то осознав всю нелепость своего заявления. – Бог с ней, с твоей жизнью. Главное – сохрани мою честь. Мою гордость. В конце концов, я южанин.
Оба прыснули со смеху и смеялись долго и громко. Наконец Орри коснулся сверкающего ствола пистолета, настолько безупречно сохраненного, что на нем не было ни единого пятнышка ржавчины.
– Ну ладно, – сказал он. – хватит хихикать, как два дурачка. Надо работать. Я считаю до десяти. Ты шагаешь, поворачиваешься, потом стреляешь в ту ветку. Постарайся на этот раз попасть. У нас осталось всего два дня.
* * *
Внезапно похолодало. Утром во вторник Чарльз и Орри поднялись в половине пятого, выпили кофе с печеньем, потом оделись потеплее. Поскольку место и время дуэли выбирал Орри, сторона Смита должна была доставить оружие.
Они вышли из дому, снаружи уже ждали конюхи с лошадьми. Тиллет и Кларисса тоже были там, девочкам спуститься не разрешили.
Над землей вилась лента тумана. Утро выдалось пасмурным и мрачным. Или это гнетущее чувство было только в их сердцах, подумал Орри, садясь в седло и ожидая, пока будут сказаны прощальные слова.
Тиллет сжал руку Чарльза. Кларисса обняла мальчика. Когда они выехали на аллею, Орри увидел на востоке слабое свечение, предвестник скорого восхода. Из лошадиных ноздрей вырывались длинные струи пара.
– Орри… – сказал Чарльз, откашлявшись.
– Да?
– Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал, как я ценю твою помощь. Я даже представить себе не мог, что кто-то готов хоть пальцем шевельнуть ради меня.
– Все готовы, Чарльз. Ты – Мэйн. Мы одна семья.
Он действительно так думал. Хотя и сам удивлялся, насколько изменилось его отношение к мальчику за такое короткое время. Чарльз оказался весьма усердным учеником и ни разу не позволял себе своих вечных шуточек, за которые Орри прежде его презирал. Конечно, на этот раз на кону стояла жизнь Чарльза, но Орри считал, что в мальчике действительно произошли большие перемены, и не только из-за предстоящей дуэли. Орри протянул руку, и Чарльз пожал ее, наверное в первый раз по-настоящему ощутив себя частью семьи. Как жаль, подумал Орри, что все это случилось только сейчас…
Вокруг клубился туман. Сотни звезд пронзали бледнеющее небо. Чарльз глубоко вздохнул:
– Орри…
– Что?
– Я боюсь до чертиков.
– Я тоже, – ответил Орри, когда они свернули к реке.
* * *
К тому времени, когда они добрались до поляны Шести Дубов, дневной свет уже разогнал туман. Увидев, что вместе со Смитом явилось человек двадцать родственников всех возрастов, Орри нахмурился. Еще столько же молодых людей были выставлены в качестве дозорных на дороге и вдоль берега реки. Некоторые из них пытались возмущаться, что пропустят все зрелище, но их быстро осадили.
Орри привязал лошадей с той стороны поляны, которая была отведена для них. Чарльз снял пальто, сюртук, жилет и галстук, закатал рукава рубашки. Как всегда безупречно одетый Уитни Смит сидел на другой стороне поляны, в тени огромного дуба. Он и его спутники с откровенным презрением наблюдали за приготовлениями Чарльза.
Смит Докинз, родственник Уитни, подошел к Мэйнам, держа в руках изящный ящик из розового дерева, и поднял крышку, чтобы они могли осмотреть оружие. Пистолеты калибра 0,7 дюйма были под стать ящику. Восьмигранные вороненые стволы, приклады из полированного ореха, под стволами в специальном гнезде – шомпол со стальным наконечником. Пистолеты были великолепно сделаны и снабжены гравировкой с фамилией лондонского оружейника и датой: 1828 год.
– Удовлетворены? – спросил Докинз.
– Скажу, когда проверю их, – ответил Орри, беря один пистолет с мягкой подложки из ярко-оранжевого бархата.