Крымское ханство в XVIII веке - читать онлайн книгу. Автор: Василий Смирнов cтр.№ 18

Кандидатура Крым-Герая, очевидно, была вовсе не случайна. Добровольное им оставление звания нур-эд-дина при брате Арслан-Герае-хане и удаление на покой в чифтлик Бунар-Баши в окрестностях Бургаса еще не означали отсутствия в нем честолюбивых помыслов. Во время этого мятежа некоторые из участников его поугоняли скот у молдавских жителей. Богданский воевода ^[73], в суетливом духе, свойственном, по выражению Халим-Герая, только греческой натуре, написал в Порту жалобу, представив дело в ужасающем виде. В Порте решили прекратить эти беспорядки, утвердив на ханстве опять Арслан-Герая I. Уже издан был и хатти-шериф ^[74] насчет этого; но затем все-таки пришлось дать назначение на ханство Крым-Гераю, получившему в сефере 1172 года (октябрь 1758) султанскую грамоту и инвеституру.

Как ни кратки и отрывочны эти сведения о воцарении Крым-Герая вместо Халим-Герая, все же они дают довольно определенное понятие об обстоятельствах, которыми сопровождалась смена крымского правителя, и совершенно согласны с мемуарами Пейсонеля, который подробно описывает случившееся происшествие, как очевидец, находившийся в то время в Крыму в звании французского консула при хане.

Этот любопытный памятник наблюдательности европейского дипломата свидетельствует о том, что Пейсонель близко знал и подробности события, и главных его участников. Он сохранил также яркое отражение тогдашних международных отношений представляемой им державы. Франция в то время из сил выбивалась, чтобы удержать за собой монополию в левантской ^[75] торговле, противодействуя вторжению в сферу ее влияния британских торговцев. С этой целью французская дипломатия, стремясь удержать господствующее положение в стамбульской политике, сильно интриговала против России, бывшей в ладах с Австрией и Англией — двумя наиболее неприятными французам государствами. Внушения и подстрекательства французских дипломатов и втянули неосторожных турецких политиков в ту воинственную рискованную игру, которую они затеяли с Россией и которая обошлась им так дорого. Вот это-то чувство международного соперничества сказалось и в мемуарах Пейсонеля. По его словам, волнение, стоившее Халим-Гераю ханства, произошло вследствие необузданного и безрассудного самоуправства его сыновей, которых он сделал главными начальниками ногайских орд Едисанской и Буджакской, а также и черкесов кубанских, обойдя других, старших по возрасту царевичей. Ближайшим поводом к насилию послужило то, что буджакскому сераскеру Сеадет-Гераю было поручено, по предписанию Порты, изданному вследствие жалобы русского правительства, взыскать с ногайцев убытки, причиненные их набегами на русские владения. Из-за того только, что этим взысканием «хан удовлетворил русский двор», Пейсонель допускает ни на чем не основанную догадку, что сераскер, произведший взыски с ногайцев в большей мере, чем следовало, поделился своей добычей с верховным везирем Рагыб-пашой ^[76]. Между тем Рагыб-паша известен как умный государственный сановник и порядочный человек — одинаково как среди турок, так и у европейцев. Далее так же дурно повел себя и другой сын хана, Крым-Герай, сераскер на Кубани, в народе черкесском.

Такое поведение отвратило от них народ, и влиятельные мурзы подняли открытое восстание против хана, который вместо того, чтобы унять легкомысленных сыновей, поддерживал их своими неуместными распоряжениями, как, например, конфискацией одного корабля, шедшего с грузом невольников в Константинополь, арестом турецких купцов и их семей, заморенных потом в тюремном заключении. Все действия хана сводятся Пейсонелем к вредному на него влиянию некоей дамы, которую он называет Anabei… Он не находит слов для того, чтобы достаточно очернить эту женщину, кажется, единственно только из-за того, что она была русского происхождения. В то же время он до небес превозносит личность самого хана, имевшего все добродетели на свете, кроме твердости характера, отсутствие которого было причиной его добровольного порабощения. Впрочем, характеристики Пейсонеля вообще все панегирического свойства: у него и Саид-Герай, которого он называет Saad-Guerai, хорош, и Халим-Герай превосходен, а Крым-Гераю, преемнику его, и цены нет.

Несомненно одно, что взбунтовавшиеся ногайцы отправляли в Порту две жалобы — сперва на сераскера Сеадет-Герая, а потом и на самого хана, с просьбой рассудить их с ним и, смотря по тому, кто окажется виновен, или их оштрафовать, или отрешить хана. Мятежные ногайцы, кроме своей собственной силы, рассчитывали еще на поддержку бендерских янычар, которые были с ними в наилучших отношениях и отказались дать у себя прибежище Сеадет-Гераю, после того как он сделал неудачную попытку усмирить бунтовщиков силой и тщетно ждал помощи от отца из Крыма; между тем финал приближался. Крым-Герай через своих клевретов и приверженцев раздул всю эту историю, чтобы под шумок захватить власть в свои руки.

Он все рассчитал верно. Верховный везирь Рагыб-паша оставил первую жалобу ногайцев без последствий; прогнал их послов, даже не доведя о них до сведения султана. И вторая депутация недовольных подданных хана тоже ничего не дала — она имела результатом лишь выражение еще большего доверия к нему со стороны султана: 21 сентября 1758 года гонец привез хану грамоту, подтверждающую его права, и разные вещественные знаки благоволения к нему. Очевидно, стамбульское правительство рассчитывало, что хан в состоянии справиться с бунтовщиками силой оружия. А хан рассчитывал, кажется, главным образом, на военную поддержку со стороны самой Порты. Но медлительность сборов турецких войск дала возможность Крым-Гераю предупредить нанесение удара: в решительный момент он самолично появился среди ногайцев; те охотно его приняли, и вскоре около него образовалась огромная армия, в которой было немало и румелийских турок и с которой он мог угрожать самим туркам. Правда, в этой медлительности сборов турецких войск Пейсонель видит не более чем хитрую уловку верховного везиря. Как бы то ни было, когда дело приняло такой оборот, мудрый Рагыб-паша сообразил, что самый верный способ умиротворения края есть признание свершившегося факта, то есть законное утверждение за Крым-Гераем I власти, которая на деле была уже в его руках. Крым-Герай был назначен ханом, но будто бы это назначение до тех пор держалось великим везирем в тайне, пока не прибыл транспорт невольников, посланных прежним ханом в подарок в Порту. Халим-Герай думал было вначале отстаивать свои права с оружием в руках, но, потеряв надежду на успех, покорился своей участи, выехав в конце октября 1758 года в Румелию и уступив место могущественному сопернику Крым-Гераю I (1172–1178; 1758–1764).