Рок семьи Романовых. "Мы не хотим и не можем бежать..." - читать онлайн книгу. Автор: Хелен Раппапорт cтр.№ 42

В ноябре 1917 года в Тобольске Соловьев отдал деньги священнику Алексею Васильеву. Часть этих пожертвований была тайно пронесена в резиденцию губернатора двумя служанками: Анной Романовой (однофамилицей) и Анной Уткиной; другая часть затерялась. Обе эти женщины приехали в Тобольск отдельно от царской семьи и смогли передать Романовым деньги, поскольку жили сами по себе²⁴. Александра выразила свою благодарность Ярошинскому за оказанную им финансовую поддержку в зашифрованном письме Вырубовой: «В самом деле трогательно, что нас не забыли даже сейчас… Да благословит его Бог»²⁵. К этому времени она также получила сведения о «трехстах» монархистах, готовых участвовать в освобождении ее и ее семьи, монархистах, которые собирались в окрестностях Тобольска якобы под руководством Соловьева и которых он называл Братством Святого Иоанна Тобольского. Выражая свою преданность царице, они сделали своим условным знаком принятый в буддизме символ левонаправленной свастики, который, как издавна считала Александра, приносил ей удачу²⁶. Вечно ища везде знаки, посланные свыше, Александра целиком доверилась Соловьеву и его доблестным рыцарям. «Я неустанно молюсь Господу и уповаю на Него одного, – писала она ему. – Вы говорите о чуде, но разве не чудо, что Он послал сюда к нам Вас?»²⁷

Возложив все свои надежды на это обещанное Соловьевым освобождение, Александра открыла ему еще один источник финансирования – свои припрятанные драгоценности, произведения искусства и другие фамильные ценности: богато украшенные шпаги, инкрустированные золотом и драгоценными камнями образки, украшенные драгоценностями ордена… Все это богатство были тайно вывезенные ею из Царского Села. Трудность состояла в том, чтобы обратить эти предметы в наличность. Некоторые из этих ценностей Александра Федоровна и Анна Уткина сумели тайком вынести из дома и отдать епископу Гермогену и отцу Алексею Васильеву; другие были переданы Соловьеву, чтобы обратить в наличные деньги, и с тех пор о них ничего не было слышно. Большую коллекцию драгоценностей из золота и бриллиантов камердинером царя Чемодуров передал матери-игуменье близлежащего Ивановского женского монастыря, где они были спрятаны много лет ^[23]. Другие драгоценности и ценные предметы раздали на хранение приближенным царской семьи как единственную финансовую гарантию, способную обеспечить Романовых за границей, если им удастся выехать из России.

Однако к началу 1918 года ситуация в Тобольске начала радикально меняться. Какое-то время местная администрация сопротивлялась медленному наступлению Советской власти в своей губернии, но после того, как известия о второй революции, произошедшей в ноябре, достигли ушей солдат, охранявших дом губернатора, некоторые из тех, кто был настроен более агрессивно, начали проявлять все большую враждебность к царской семье. Кобылинскому с трудом удавалось держать их в узде: ими завладевали все более революционные настроения, они жаловались, что у Романовых и еда, и постели лучше, чем у них, и требовали повышения своего жалования. Когда из Царского Села для императорской семьи прибыла партия из шести ящиков вина, они потребовали, чтобы это вино было вылито в Иртыш. Их Солдатский комитет продолжал настаивать на более строгом режиме содержания временных жильцов губернаторского дома. Постепенно они фактически узурпировали полномочия Кобылинского и даже более властного коменданта Панкратова.

Панкратов надеялся, что выборы в новое Учредительное Собрание, которые должны были пройти в ноябре-декабре, стабилизируют политическую ситуацию, но его надежды не оправдались. Едва делегаты Учредительного Собрания съехались в Петроград, как Ленин 19 января распустил его, потому что большевики получили в нем меньшинство. Это подорвало позиции Панкратова, и из-за трений со все более и более агрессивным Солдатским комитетом в конце января он был вынужден подать в отставку²⁸. Начиная с этого времени режим содержания царской семьи ужесточился, а поведение наиболее радикально настроенных солдат охраны сделалось еще более дерзким и угрожающим. Они потребовали, чтобы все офицеры сняли погоны, что относилось также к Николаю и Алексею, которые до сих пор с гордостью носили свои армейские мундиры и очень расстроились, когда им пришлось подчиниться и избавиться от погон. Кобылинский с тревогой отмечал, что на смену его солдатам, отбывшим воинскую повинность, приезжают из Петрограда новые, гораздо более агрессивные; эти охранники, как писал Пьер Жильяр, «выглядели как свора молодых негодяев»²⁹.

Между тем 20 января 1918 года Борис Соловьев вновь отправился в Сибирь, везя с собой еще 10 000 рублей (на нынешние деньги 173 000 долларов, или 125 000 фунтов) от Ярошинского, чемодан, полный шоколада, духов, нательного белья и зимних вещей от друзей императорской семьи в Петрограде, а также три пачки писем, переданных ему через Вырубову. В Тобольске эти дары опять были тайно доставлены в дом губернатора все теми же служанками. Александра, веря, что Соловьева послал ей дух отца Григория, в ответ передала ему в дар икону³⁰. Вскоре Соловьев создал в Тюмени базу для своего «заговора по освобождению царской семьи». Там, видя в других группах монархистов из Москвы и Петрограда соперников, которые могут покуситься на средства, собранные для императорской семьи, Соловьев «установил своего рода шлагбаум для всех, кто хотел ехать в Тобольск, чтобы встретиться с Романовыми»³¹. Он настаивал, что «его люди» полностью готовы к тому, чтобы освободить императорскую семью, что у них есть свои люди на телеграфе и в тобольской милиции³². Другим сторонникам Романовых он сообщил, что под его началом находятся восемь бывших революционных полков, перешедших на сторону правого дела, «которые заняли все подступы к Тобольску, так что город полностью окружен» Он даже утверждал, что у него есть «несколько верных людей в самом узилище» и «каждый мост, до которого можно добраться из города, заминирован, так что Тобольск можно мгновенно отрезать». Когда настанет подходящий момент, чтобы нанести удар, его верные люди будут по цепочке передавать Романовых от одной группы к другой. Соловьев заявлял, что нет нужды посылать новых монархистов из Петрограда и Москвы, «потому что появление каждого нового лица увеличивает риск возникновения подозрений». «Он просил одного – денег», и, само собой разумеется, «деньги поступали»³³. По его словам выходило, что теперь надо только дождаться подходящей погоды и подходящего момента, чтобы взять дом губернатора штурмом.

Как и следовало ожидать, обещанная Соловьевым операция по освобождению царской семьи так и не состоялась. Многие в среде белой эмиграции, особенно сторонники Маленького Маркова, впоследствии обвиняли именно Соловьева в том, что освободить Романовых так и не удалось. Но ставил ли он себе вообще такую задачу? Всю затею Соловьева и сейчас рассматривают как «псевдозаговор», а его самого часто обвиняют в том, что он был просто авантюристом и рвачом, замыслившим присвоить деньги, предназначенные для освобождения царя и его семьи. Наивные и доверчивые Лили Ден и Вырубова отсылали средства, собранные в Петрограде, в Тобольск, и Соловьев вполне мог прикарманить часть из них. Другие суммы и ценности, которые он передавал священнику Васильеву, также бесследно исчезали, и утверждают даже, что эти двое ссорились между собой из-за их дележа. Следствие по делу об убийстве Романовых, проводившееся позднее следователем Николаем Соколовым, показало, что из полученных им от Ярошинского 175 000 рублей Соловьев передал Романовым только 35 000³⁴.