Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 218

Генерал К. К. Рокоссовский

Трудно восстановить теперь детали того спора, и кажется невероятным, что все это Рокоссовский придумал. Но секрет, как представляется, совсем не в терминологии и тем более не в «советской военной теории».

Стремление Рокоссовского нанести «два главных удара» означало стремление самостоятельно силами фронта провести глубокую операцию, преследуя цели, которые напоминали хотя бы небольшие «Канны». «Два могучих удара» нескольких фронтов, по Сталину и Жукову, означали вспомогательную и несамостоятельную роль фронта в общем замысле, сведение его функций к функциям оперативно-тактического соединения, которым при нормальных условиях была армия. Рокоссовский хотел осуществить важнейшую операцию самостоятельно, а Сталин ограничивал оперативную деятельность фронтов, – и Ставка, то есть Жуков, Василевский, Антонов и начальник оперативного управления Штеменко, его в этом полностью поддерживали, поскольку были причастны к планированию и осуществлению операций в целом, в рамках групп фронтов, и смотрели на претензии командующих фронтами свысока. Все планы в полном объеме знали всего 5–6 человек: Сталин, Жуков, Василевский, Антонов, Штеменко, – а также, возможно, один из заместителей по оперативному управлению (как правило, генерал Грызлов). Все они и только они были облагодетельствованы высшим доверием.

Подобные противоречия обнаружила небольшая полемика между генералами Покровским и Штеменко в 1960-х гг. Бывший начальник штаба 1-го Прибалтийского фронта, генерал-полковник Покровский, обвинял Генштаб в том, что операции планировались слишком осторожно, 2-му и 3-му Белорусским фронтам давались очень малые силы, упор делался лишь на тактическую глубину. ^[577] Штеменко скорее не оправдывался, а объяснял, что планы строились к определенным рубежам, после достижения которых следовало принимать последующие решения, что целостность операции была известна представителям Ставки, координировавшим действия фронтов. ^[578] За всем этим стоит амбициозное и самонадеянное генеральское и партийное «каждый знает то, что ему положено».

Чувствуется здесь и определенное неуважение Сталина к штабам и штабной работе. В частности, на совещаниях в Ставке перед Белорусской операцией в 1944 г. принимали участие командующие фронтами и члены Военных советов, но не начальники штабов фронтов. Отчасти эту их обиду на то, что ценили их меньше, чем политических генералов, выражал генерал Покровский.

Деятельность на фронте представителей Ставки не ограничивалась «координацией действий» командующих фронтами: слово представителя Ставки было не просто советом, особенно слово Жукова или Василевского.

Представителей Ставки нельзя считать фактическими командующими группами фронтов, потому что они не имели права принимать оперативно-стратегических решений и отдавать соответствующие приказы, а главное, не располагали собственными резервами и материальными ресурсами. Даже Жуков и Василевский докладывали Верховному, и тот принимал решение. Института такого рода не знала ни одна армия мира. Представитель Ставки – структура, которая отвечала такому характерному персонажу тоталитарной системы, как уполномоченный из центра.

На картах, которые приносили Антонов и Штеменко еженощно в кремлевский кабинет Сталина, были обозначены дивизии и полки (Сталин называл армии по фамилиям их командующих, дивизии – по номерам, хотя он знал и многих командиров дивизий). Верховный контролировал военные действия по крайней мере на уровне армий (то есть фактически армейских корпусов), а то и дивизий.

Генералы армии А. И. Антонов (сидит) и С. М. Штеменко

В то время как немцы пытались доукомплектовывать свои соединения до штатного состава, в Красной армии дивизия штатной численностью в 10 тыс. человек была исключением, ее реальный состав в 5–6 тысяч, а то и в 2–3 тыс. бойцов стал постепенно нормой. Малое количество и недоукомплектованность в сформированных структурах отчасти была уловкой Сталина: он считал это одним из мероприятий по дезинформации противника. Но, в сущности, это было нормальное состояние для армии, которая не доверяет своим генералам.

Только в конце 1944-го – в начале 1945 г., на заключительном этапе войны, военно-организационная структура приобретает завершенный вид (в частности, в связи с назначением Жукова и Василевского командующими фронтами и ликвидацией практики представителей Ставки). Но к этому времени обороноспособность Германии была окончательно подорвана, ее вооруженные силы уже не воосстанавливались после поражений и невозможно было ставить перед собой другие стратегические задачи, кроме затягивания войны с неоправдываемыми надеждами на чудо; война велась уже на двух фронтах, союзники Германии капитулировали один за другим, преимущество Красной армии в людях и технике было абсолютным. Операции Красной армии, в частности, такие грандиозные, как Берлинская или Пражская, планировались быстро и компетентно, осуществлялись на высоком уровне организации и обнаруживали возросший уровень профессионализма таких одаренных и способных к самостоятельному командованию маршалов – военных выдвиженцев Сталина, как Рокоссовский, Конев, Говоров, Малиновский, Толбухин. В конечном итоге, говоря о выдвиженцах второго периода войны, нельзя не отметить в то же время природную ограниченность их военного кругозора.

Характерна для ситуации в армии Сталина карьера генерала Петрова. Возможно, В. В. Карпов несколько переоценивал заслуги И. Е. Петрова, но нельзя не признать, что Сталин не любил этого умного и уравновешенного генерала, удачно руководившего обороной Одессы и Крыма, трижды назначал его на командные посты на второстепенных фронтах, приставляя «в дополнение» члена Военного совета неадекватного Мехлиса, – и трижды Мехлис обвинял Петрова в нетребовательности и неспособности быть командующим и писал на него Сталину в ЦК ВКП(б) доносы, за которыми здесь же следовало снятие Петрова с командования и замена его одним и тем же генералом – Еременко. Такие малоталантливые, грубые и жестокие генералы, как Еременко, Масленников, Г. Ф. Захаров, пользовались неизменной благосклонностью Сталина.