Кровавый век - читать онлайн книгу. Автор: Мирослав Попович cтр.№ 191

Верховский и Зайончковский как раз и принадлежали именно к тем бывшим генералам, которые поддерживали военный модернизм. Верховский, молодой генерал, военный министр у Керенского, был пламенным сторонником европейских военных доктрин активного типа и искренне верил в то, что не обремененные консервативными традициями командиры Красной армии смогут реализовать их в новой России. А Андрей Медардович Зайончковский был военным историком и изучал те ошибки немецкого командования в 1914 г., которые, по его убеждению, привели Германию к потере инициативы и возможностей выиграть войну.

Сама по себе это была крамольная мысль. Могут ли такие большие повороты в истории, как поражения и победы в грандиозных мировых войнах, быть результатом верных или неверных решений отдельных конкретных наделенных властью личностей? Похожа ли история на игру? С теоретической точки зрения, так сказать реалистичной философии истории, которая верит в причины и следствия, с точки зрения исторического материализма, говорившего об определяющей роли экономических факторов в истории, необходимость всегда прокладывает себе дорогу через толпу случайностей, и бесполезны надежды на то, что «случай» в виде «гениальной догадки» волевого и полновластного полководца решит судьбу войны.

Но проблема ошибок в ведении войны и отдельных операций не может игнорироваться военными историками и теоретиками, потому что их профессия – учиться и учить других на ошибках прошлого. С другой стороны, признание крупных исторических обстоятельств в качестве решающих факторов скорее отвечает консервативным политикам, а не радикальным сторонникам социального прогресса, а тем более – революционерам.

После Гражданской войны Тухачевский стал одним из наиболее влиятельных участников обсуждения дискуссий относительно военной доктрины будущей войны.

Тухачевский, естественно, был на стороне тех, кого Свечин оценивал как авантюристов. Он считал, что воевать «как можно спокойнее» может себе позволить экономически сильная сторона, а СССР (как и Германия в Первой мировой войне) должен пойти по пути скорых и инициативных действий с целью разгрома живой силы противника, не считаясь даже «с получением или сохранением территории» (то есть с неприкосновенностью «каждой пяди нашей земли», как это утверждала официальная идеология). ^[490] Подобно Зайончковскому и другим историкам 1914 г., он анализировал свои и чужие ошибки 1920 г. как утрату возможности победы. Для Тухачевского признание предпочтительности объективных социальных обстоятельств по сравнению с наступательной стратегией было бы признанием тщетности всей его военной концепции. И красные командиры, полные энтузиазма, уверенные в победе инициативы и маневра, могли поддержать его в поисках стратегии и тактики, способных развязать все гордиевы узлы политики.

М. Н. Тухачевский

Тухачевский в конце 1920-х или в начале 1930-х гг. формулирует военную доктрину, которая в основных своих чертах совпадала с доктриной Гудериана.

Говоря о доктрине Тухачевского, можно смело употреблять термин «модернизм». Основные психологические установки на решительную и маневренную войну у Тухачевского формируются еще тогда, когда он сидел в немецком лагере для военнопленных офицеров. В 1928 г. во Франции вышла книга о Тухачевском, написанная Ферваном (псевдоним Реми Рура), бывшим высокопоставленным французским офицером, который в лагере под Ингольштадтом вел с Тухачевским бесконечные разговоры. Тогда они спорили о дилемме Достоевского, какой выход возможен из тупика деспотизма: Реми Рур был за социализм, анархию и отсутствие государства, Тухачевский – за «русскую идею». «Мы выметем прах европейской цивилизации, который запылил Россию, мы вытряхнем ее, как пыльный коврик, а затем мы встряхнем весь мир!» – выкрикивал юный Тухачевский. ^[491] При этом поручик называл себя футуристом, что позже вызывало у него некоторое смятение: спустя многие годы при встрече Тухачевский убеждал Рура, что он – не футурист, потому что новая соцреалистическая литература полностью сняла проблему футуризма.

В лагере энтузиастов 1920-х гг. объединились и бездумные романтики Гражданской войны, и ориентированные на европейские военные доктрины высокопрофессиональные теоретики-модернисты во главе с Тухачевским. Общее настроение последних определяла вера в «машинизацию» армий, как тогда говорили. В свою очередь консерваторы-реалисты держались за определяющую роль человека-исполнителя, а на поле боя – пехоты и конницы. Возрождалась суворовско-драгомировская вера «отца-командира» в «святую серую скотинку». И бывший подполковник, в Гражданскую войну – начальник оперативного управления Полевого штаба Красной армии Б. М. Шапошников – с грустью писал, что техника «возводится в культ, и такие модные в наши дни слова, как «машинизация» и «автоматизация», не сходят с уст и страниц. Бедный «человек» – что осталось ему? Кажется, ничего!» ^[492]

Среди тех, кто был, по словам Шапошникова, «между Уэллсом и Жюль Верном», в первых рядах находился Тухачевский. И первый удар он принял от красных кавалеристов, которые воспринимали разговоры о «машинизации» как личную обиду.

С отстранением Троцкого от руководства армией в апреле 1924 г. Тухачевский и Шапошников были назначены помощниками начальника штаба РККА, то есть М. В. Фрунзе, но через 10 месяцев Тухачевского вернули на округ. Буденный стал начальником инспекции кавалерии, Щаденко – его комиссаром, и очень быстро в округ Тухачевского была направленна комиссия Щаденко.

На итоговом совещании Щаденко говорил: «Война моторов, механизация, авиация и химия, – вымышлены военспецами. Пока главное – лошадка. Решающую роль в будущей войне будет играть конница. Ей надлежит проникать в тылы и там крушить врага». ^[493] В 1924 г. кавалерийская секция Военной академии приняла решение книгу бывшего генерала от кавалерии С. М. Шейдемана «Тактика конницы» «изъять из обращения и уничтожить» за то, что она «имеет тяготение к «сверх-машинизации», что превращает конницу в придаток к техническим средствам». ^[494]

В 1930 г. вышла в свет книга В. К. Триандафиллова «Характер операций современных армий». Триандафиллов, бывший офицер, начальник Оперативного управления штаба РККА, одно время отстаивал правоту Тухачевского в Польской кампании, но ему кто-то посоветовал «не вмешиваться», и с того времени он никогда не разговаривал на эту тему. Книга Триандафиллова вроде бы усиливала аргументы Свечина и других консерваторов: в ней анализировались трудности, которые развитие техники порождает для наступающей стороны, и был сделан неутешительный для сторонников маневренной стратегии и тактики вывод о небольшой глубине операций в будущей войне. Тухачевский решительно поддержал книгу Триандафиллова, а сторонники «особенной маневренности» Красной армии с яростью набросились на нее. К оценке книги Триандафиллова Тухачевский возвращается и незадолго до ареста, в последней своей газетной публикации, поддерживая покойного уже автора против идеологов «особенной маневренности Красной армии», определенной якобы ее богатырским народным характером. ^[495] Книга Триандафиллова четко формулировала аргументы противников маневренной войны и стимулировала поиски решений, которые и нашел, по собственному убеждению, Тухачевский.