Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 303

Символы неизменной формы, содержащей многочисленные изменения, служили центральными атрибутами королевства: парламент и корона. Когда Вестминстерский дворец спалили дотла и построили новый дворец, для его отделки выбрали псевдосредневековый стиль, чтобы подчеркнуть старину того, что станут называть «матерью парламентов». Безжалостные изменения практически всей революционной эпохи британской истории тем самым продолжали скрывать под хламидами обычая и традиции. Главное – никто не решился замахнуться на монархию. Уже в 1837 году, когда Виктория взошла на престол, ее династия в Европе среди старинных политических учреждений уступала только папству; причем на самом деле британская монархия тоже изменилась до неузнаваемости. Она очень низко пала в глазах общественности из-за преемника Георга III, считающегося самым неудачным среди английских королей, но его наследник авторитет монархии сильно не укрепил. Виктории и ее мужу предстояло сделать его неоспоримым для всех, кроме очень немногих республиканцев. В известной мере ей пришлось переступить через себя; она не притворялась, будто ей нравится политический нейтралитет, соответствующий конституционному монарху, когда корона считалась выше политических баталий. Тем не менее именно во времена ее правления появился такой критерий. Она к тому же превратила свою монархию в семью; впервые со дней молодого Георга III фраза «августейшая семья» приобрела свой нынешний смысл и стала обозначать родственников монарха. Во всех делах огромную помощь королеве оказывал ее немецкий муж принц Альберт, хотя высокой оценки своих заслуг от неблагодарной английской публики он не получил.

Только в одной Ирландии способность к образному изменению постоянно подводила британский народ и грозила настоящей революционной опасностью. Пришлось подавить там восстание в 1798 году. В 1850-х и 1860-х годах в стране установилась тишь и гладь. Но причиной всему послужила в значительной мере ужасная катастрофа, свалившаяся на Ирландию в середине 1840-х годов, когда за неурожаем картофеля последовал голод, эпидемия и жестокое мальтузианское решение проблемы перенаселенности Ирландии. На тот момент требование об отмене Акта об унии, которым Ирландию присоединили к Великобритании в 1801 году, звучало не слишком громко, неприязнь ее в большинстве своем католического населения к враждебной и устоявшейся протестантской церкви публично практически не выражалась, и не наблюдалось серьезных волнений среди крестьянского населения, относящегося без большой любви к английским владельцам (или к точно таким же по сути более многочисленным ирландским землевладельцам), безжалостно эксплуатировавшим арендатора и батрака одинаково. Проблемы тем не менее оставались, и либеральное правительство, пришедшее к власти в 1868 году, взялось за решение некоторых из них; единственным значительным их достижением внешне выглядело появление нового ирландского националистического движения, в основе которого лежала римско-католическая вера крестьянства и его требование разрешить гомруль (движение за самоуправление Ирландии). Спор о том, что это может, не говоря уже о том, что должно, это движение представлять, преследовал британских политиков, опрокидывал все их комбинации и срывал все попытки уладить ирландский вопрос на протяжении столетия или даже больше того. На ближайшую перспективу этот спор способствовал образованию двух соперничающих ирландских революционных движений на севере и юге, а также внес свой вклад в разрушение британского либерализма. Таким образом, народ Ирландии через тысячу лет начал снова наносить обращающие на себя внимание отметины на скрижалях всемирной истории, хотя конечно же не будем забывать о его роли в массовом переселении ирландцев на территорию Соединенных Штатов Америки в начале века.

К 1900 году народы Европы и представители европейской расы в зарубежных странах считали себя хозяевами всей планеты. Свое господство в мире европейцы пытались устанавливать самыми разными способами, как откровенными, так и скрытыми, но результат для них всегда оправдывал средства. По большей части народы мира реагировали на европейские инициативы и все охотнее маршировали под европейские барабаны. В этом проявлялось уникальное явление всемирной истории. Впервые представители одной цивилизации диктовали свою волю народам во всем мире. Одно несущественное последствие состоит в том, что остаток настоящего труда будет все больше касаться единой, глобальной истории; на самом деле к 1914 году наступит первый кульминационный момент того, что теперь называют глобализацией. Важно думать не только о прямом формальном управлении большей частью поверхности земли в мире европейскими государствами (некоторые люди предпочли бы термин «западными», но не будем демонстрировать чрезмерную привередливость – в Северной и Южной Америке, а также Австралии с Новой Зеландией господство принадлежит культуре европейского происхождения, не азиатской или африканской – и к тому же оно может ввести в заблуждение из-за использования этого слова последнее время в узком политическом смысле). Нам предстоит рассмотреть экономическую и культурную гегемонию, и европейское господство часто выражалось во влиянии, а также в откровенном диктате.

Показательным аспектом европейской культурной гегемонии в мире можно назвать то, насколько быстро остальные народы реагировали на нее, создавая амальгамы из элементов собственной культуры и иноземных заимствований. Уже к концу XIX века в Азии можно было отыскать примеры такого рода гибридного общества на начальной стадии его становления. Разумеется, что в первую очередь речь идет о Японии, но от нее не отставали жители некоторых областей Китая, Юго-Восточной Азии, Индии, Персии и Ближнего Востока. Процесс европеизации коренных народов шел во многом под флагом так называемой оборонительной модернизации, заключавшейся в приобретении европейского оружия и заимствовании методов организации государства ради защиты хотя бы важнейших признаков своей независимости и суверенитета.

Но куда ценнее выглядят миллионы случаев, когда местное население перенимало у представителей колониальной или преобладающей державы то, что им больше всего нравилось, и постепенно превращало заимствование в национальную принадлежность (хотя не всегда проделывали это методами, одобряемыми самими европейцами). В зарубежных портах от Танжера до Каира, Стамбула, Бомбея, Сингапура и Шанхая молодые коренные жители приобщались к образу жизни, разительно отличавшемуся от образа жизни их отцов. Возникали непреодолимые разногласия между политикой властей и традиционной системой ценностей, возникали признаки революционной ситуации, терзающие население планеты в XXI веке.

Мир европейцев в 1900 году можно себе представить в виде концентрических колец. В самой середине располагается сама старая Европа, благосостояние и народонаселение которой на протяжении трех столетий росло благодаря, во-первых, совершенствованию мастерства своих собственных талантов, а во-вторых, эксплуатации ради собственной выгоды мировых ресурсов. Европейцы все больше отличались от других человеческих существ тем, что отбирали у прочих народов и потребляли растущую долю мировых благ, а также энергией и умением, с какими они приспосабливали к своим нуждам окружающую их среду. Их цивилизация в XIX веке уже считалась богатой, но ее носители останавливаться на достигнутом не желали. Индустриализация оказалась явлением, способным к подпитке собственного развития и сотворению новых ресурсов; более того, энергия, заключенная в накапливавшемся богатстве, послужила благоприятным условием для присвоения богатства, созданного в остальных уголках мира. Прибыли от сбыта резины из Конго, тика из Бирмы или персидской нефти вернулись в эти страны в виде капиталовложений очень не скоро. Европейская и американская беднота получила выгоду в виде низких цен на сырье, и благоприятное изменение статистики продолжительности жизни служит подтверждением положения о том, что в условиях промышленной цивилизации удалось отыскать возможность обеспечения народам определенной зажиточности. В Европе даже крестьянин мог себе позволить покупку дешевой готовой одежды и инструментов, в то время как его современники в Африке и Индии все еще жили в каменном веке.