Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 260

Сущность цивилизации, которую европейцы вывозили на остальные континенты земного шара, лежит в ее воззрениях. Ограничения, налагавшиеся ими, и возможности, ими подразумевавшиеся, формировали пути, по которым шли носители этой цивилизации, ее стиль и способ, которым она проявляла себя. Более того, притом что в XX веке главным воззрениям нанесли огромный ущерб, эти воззрения, сформулированные между 1500 и 1800 годами, все еще служат нам дорожными указателями на пути, по которому мы идем сегодня. Для европейской культуры тогда заложили светский фундамент; к тому же укрепилось прогрессивное понятие исторического развития как движения к вершине, на которой европейцы чувствовали себя стоящими. Наконец, как раз тогда упрочилась уверенность в том, что научные знания, используемые в соответствии с утилитарными критериями, способны обеспечить безграничный прогресс. Короче говоря, цивилизации Средневековья наконец-то пришел конец в головах мыслящих мужчин и женщин.

При всем этом человеческая история редко шла путем ясным и понятным, и совсем немногие европейцы к 1800 году осознавали данное изменение. На протяжении нескольких столетий наблюдалось совсем мало движения, которое подавляющее их большинство понимало и вело себя соответствующим образом. В те времена миллионы европейцев существовали в условиях традиционных атрибутов монархии, наследственного положения в обществе и привычной религии. Всего-то сто лет назад нигде в Европе не существовало никакого института гражданского брака, и в XIX веке подавляющее большинство европейцев о нем не подозревало. Приблизительно за 20 лет до наступления 1800 года в Польше сожгли на костре последнего еретика, и даже в Англии монарх XVIII века, как и средневековые короли, касанием якобы мог излечить любой недуг. В XVII веке в одной или двух сферах действительно наблюдался возврат к прошлому. И в Европе, и в Северной Америке отмечалось повальное увлечение охотой на ведьм, причем приняла она еще большее распространение, чем что-либо в Средневековье (Карл Великий осудил любителей сжигания ведьм, и церковным правом запрещалась вера в ночные полеты и другие предполагаемые выходки ведьм как проявление язычества).

С суевериями тоже покончить не получилось. Последнего английского ведуна свели в могилу его же соседи много позже 1700 года, а протестанта-швейцарца соотечественники официально казнили за колдовство в 1782 году. Неаполитанский культ святого Януария в эпоху Французской революции все еще сохранял политическую важность, потому что успешное или неудачное разжижение крови святого, как полагали, указывало на божественное соизволение или гнев относительно того, что делало правительство. Пенология все еще оставалась на варварском уровне; некоторые преступления считались настолько тяжкими, что те, кто их совершал, заслуживали наказание исключительной жестокости. К ним относится отцеубийство, за которое убийцу Генриха IV Французского и несостоявшегося убийцу Людовика XV подвергли нечеловеческим мучениям. Второй умер под пытками в 1757 году, или всего лишь за несколько лет до опубликования самого авторитетного труда в пользу уголовной реформы, когда-либо выходившего из-под пера адвоката. Свет новизны в XVIII веке может легко ввести нас в заблуждение; в обществах, где существовали искусство тончайшего изящества и примеры поразительной галантности и чести, популярностью пользовались такие развлечения, как травля медведя, петушиные бои или отрывание голов у гусей.

Если в народной культуре часто наиболее наглядно проступают отголоски прошлого, то практически до окончания данных трех веков и подавляющая часть формального и казенного аппарата была приверженцем прошлого и оставалась в нетронутом виде практически по всей Европе. Самым ярким примером для нашего восприятия представляется главенство, которым все еще повсеместно в XVIII веке пользовалась организованная религия. В любой стране без различия – католической, протестантской или православной – даже сторонники церковной реформы считали само собой разумеющейся необходимость покровительства и охраны вероисповедания с помощью права и аппарата принуждения государства. Одни только совсем немногочисленные передовые мыслители подвергли это сомнению. В Европе того времени еще не прижилась даже малейшая терпимость к носителям представлений, расходящихся с воззрениями служителей официальной церкви. Клятвой французского короля, приносившейся им во время обряда коронации, на него возлагалось обязательство по искоренению ереси, и только в 1787 году французы, исповедовавшие отличную от католицизма веру, получили признание за ними хоть какого-то гражданского положения, а с ним и права на заключение юридического брака, а также регистрацию собственных детей. Цензура в католических странах при всей ее фактической беспомощности все еще предназначалась (и иногда предпринимала усилия) для предотвращения распространения письменной продукции враждебного христианской вере и авторитету церкви содержания. Несмотря на ослабление духа контрреформации и роспуск ордена иезуитов, список запрещенных книг и инквизиция, проводники которой его составили, продолжали функционировать. Университеты повсеместно находились в руках у церковников; даже в Англии колледжи Оксфорда и Кембриджа закрыли для неугомонных раскольников и римских католиков. Религией к тому же по большому счету определялось содержание программы обучения студентов и назначались темы проводившихся ими исследований.

Нормативно-правовой тканью европейского общества, следует признать, на самом деле не предусматривалось стимулирования внедрения новшества. Одна из причин того, почему университеты потеряли свою важность в эти столетия, состояла в том, что им больше не принадлежала монополия на интеллектуальную жизнь Европы. С середины XVII века во многих европейских странах появились, причем зачастую под самым высоким покровительством, академии и ученые сообщества, такие как английское Королевское научное общество, устав которого утвердили в 1662 году, или французская Академия наук, учрежденная четыре года спустя. В XVIII веке число таких научных союзов многократно увеличилось; их распределение шло через небольшие города, а учреждали их в более ограниченных и конкретных целях, таких как поощрение сельского хозяйства. Массовое движение добровольного обобществления бросалось в глаза; хотя наиболее очевидным оно выглядело в Англии и Франции, движение это охватило подавляющее большинство стран Западной Европы.

Всевозможных клубов и обществ по интересам, служивших особенностью той эпохи, больше не хватало для исчерпания их потенциала через общественные атрибуты прошлого, иногда на них обращали внимание министры правительства. Основатели некоторых из них никак не претендовали на истину в последней инстанции, что касалось литературной, научной деятельности или сельскохозяйственной сферы, зато они организовывали собрания и предоставляли для них помещения, где обсуждались представления общего характера, велись споры или просто досужие разговоры. Таким способом они облегчали обращение новых идей. Среди таких ассоциаций заметнее всего выделялось международное братство вольных каменщиков. Оно перекочевало из Англии на континент в 1720-х годах и в течение полувека получило весьма широкое распространение; к 1789 году численность масонов вполне могла превышать четверть миллиона человек. Позже им предстояло стать объектом всевозможной клеветы; недруги активно распускали мифы об их революционных и подрывных намерениях. Такие мифы выглядят искажением предназначения масонства как сообщества, хотя отдельные масоны на самом деле могли вынашивать такие планы, но в них легко поверить, так как внутри масонских лож, как и на собраниях прочих организаций, содействовали пропаганде и обсуждению новых идей, тем самым внося свой вклад в преодоление косных традиций и правил.