Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 202

Из всех наук, основанных на внешнем изучении предмета, кроме астрономии, самым главным приобретением Европы, поступившим от ислама, считается медицина. Наряду с трудами по медицине Аристотеля, Галена и Гиппократа (прямым переводом с греческого языка этих авторов занялись после 1100 года) арабские практики и наставники к тому же привнесли в практику европейских лекарей огромный объем знаний по терапии, анатомии и фармакологии, накопленный арабскими врачами. Престиж арабских практических знаний и теоретической науки облегчил восприятие утонченных опасных и подрывных идей; в Европе начали изучать арабскую философию и богословие. Наконец, даже европейское искусство выглядит затронутым исламом, так как изобретение перспективы, преобразившей живопись, как говорят, пришло из арабской Испании XIII века. Европе, со своей стороны, предложить было практически нечего, кроме приемов ведения артиллерийского огня.

В Средневековье Европа обязана была исламу больше, чем любому другому тогдашнему источнику знаний и умений. При всем их величайшем и диковинном интересе путешествия Марко Поло или миссионерское блуждание монахов по Центральной Азии изменению Европы послужили совсем слабо. Объем товаров, предназначавшихся для обмена с другими уголками мира, все еще выглядел крошечным даже в 1500 году. С технической точки зрения Европа в полной мере обязана Восточной Азии не только за переданное ей искусство выработки шелка (который пришел туда из великой Восточной империи) и бумаги, которую изобрели в Китае во II веке н. э., а в Европу она попала в XIII веке, а потом еще раз пришла туда через арабскую Испанию. Новые идеи из ближайших стран Азии, такие как индийская математика, поступали в Европу после тщательной доработки арабскими практиками. Если принять во внимание всепроникающую способность исламской культуры, то получается, что вряд ли тот же ислам в некотором смысле служил преградой между Европой и Востоком, ведь Китай и Индия просто находились слишком далеко от нее. Во времена дохристианской Античности до них, в конце-то концов, просто было трудно добраться, хотя транспортное сообщение уже тогда особого труда не составляло.

Повторное воссоединение классических и христианских воззрений, притом что оно воплотилось в трудах тех же аквинцев, десятью веками позже послужило ответом на насмешливый вопрос Тертуллиана о том, какое отношение Афины имели к Иерусалиму. Важность восстановления родственных связей христианского мира с его предшественником уже отмечается в одном из главнейших произведений искусства Средневековья – кто-то назовет его самым главным – в «Божественной комедии» Данте. Данте описывает свое путешествие по аду, чистилищу и раю, составлявшим вселенную христианской истины. Однако проводником ему служит не христианин, а язычник – классический поэт Вергилий. Вергилий играет далеко не декоративную роль; он выступает в качестве авторитетного проводника к истине, так как еще до рождения Христа предсказал его появление среди смертных. Этот римский поэт превратился в пророка, стоящего в одном ряду с авторами Ветхого Завета. Притом что представление о связи с Античностью существовало всегда (как об этом говорят постоянные попытки восторженных летописцев связать франков или британцев с потомками троянцев), в отношении к ней Данте просматривается нечто эпохальное. Признание классического мира представителями мира христианского при всем схоластическом его окружении послужило предпосылкой для изменения, обычно считающегося более радикальным, так как оно заключалось в мощном возрождении жанра посланий гуманистов XIV–XVI веков. Данный период возрождения проходил под знаком латыни; только в 1497 году появилась первая греческая грамматика, изготовленная полиграфическим способом.

Одной из символических фигур того отрезка культурной истории считается Эразм Роттердамский, который одно время был монахом, а позже в качестве передового представителя исследователей классики стал корреспондентом подавляющего большинства ведущих гуманистов. Причем он все еще рассматривал свои классические произведения как выход на собственное исследование Священного Писания, и его самым важным делом считается издание греческого Нового Завета. Само издание текста Библии, разумеется, можно считать поступком революционным, но Эразм совсем не собирался опрокидывать религиозный порядок, даже при всей живости и остроумии, с какими он дразнил и высмеивал разъевшихся церковников, и призыве к самостоятельному мышлению, чем отличались его книги и письма. Корни его творчества лежат в благочестии мистического движения мыслителей Нидерландов XV века, названного devotio moderna, а не в языческой старине.

Кое-кто из европейских мыслителей, начавших культивировать исследования классических авторов и призывать исключительно к языческим классическим идеалам, изобрели понятие «Средневековья» или «Средневековий», в котором упор делали на суть его новизны. Позже на них, в свою очередь, стали смотреть как на деятелей «возрождения» утраченной традиции, «Ренессанса» классической Античности. Однако их формирование шло внутри культуры, позволившей с XII века внедрить большие изменения в христианскую цивилизацию. Разговор о Ренессансе может быть полезным, если иметь в виду ограничения контекста, в котором мы используем это слово, но было бы искажением истории в случае применения его для обозначения культурных преобразований, обозначающих радикальный разрыв со средневековой христианской цивилизацией. Ренессанс был и остается расхожим мифом, одним из тех предположений, которые помогают людям сделать свой собственный выбор в жизни и действовать с большей отдачей. Чем бы ни был известный всем Ренессанс, четкой линии в европейской истории, отделяющей его от Средневековья, не существует, как бы нам ни хотелось определить его границы.

Зато практически повсеместно тем не менее можно заметить изменение акцента. Это особенно ярко проявляется в отношении представителей текущей эпохи к прошлому. Художники XIII века, как и художники века XVI, изображали великих деятелей Античности в одеждах их собственного времени. Александр Великий в какой-то момент выглядел как средневековый царь; позже шекспировский Цезарь носил не тогу, а камзол и панталоны. Можно сказать, что не существовало никакого реального исторического смысла ни в подобном изображении прошлого, ни в понимании огромных различий между людьми и вещами прошлого и настоящего. Вместо этого история рассматривалась в лучшем случае в качестве школы наглядных примеров. Различие между этими двумя подходами состояло в том, что в средневековом представлении Античность к тому же изучалась как источник признаков божественного замысла, доказательство существования которого в очередной раз победоносно подтвердило учение церкви. Речь идет о наследии святого Августина и о том, с чем согласился Данте. Но к 1500 году в прошлом удалось различить еще кое-что, точно такое же далекое от истории, но людям оно показалось более подходящим для их эпохи и неловкого положения. Кто-то, возможно даже язычник, отличный от христианина, нашел классическое вдохновение и в результате все снова обратили внимание на классические послания.

Идея Ренессанса особыми узами привязывалась к новаторству в искусстве. В Европе позднего Средневековья наблюдаются практически все новшества; она выглядит точно такой же оживленной и созидательной, как любой другой крупный центр цивилизованной традиции с XII века и дальше. В музыке, драме и поэзии появились новые творческие формы и стили, трогающие нас за душу до сих пор. К XV веку тем не менее уже стало ясно, что их ни в каком смысле нельзя сковывать исключительно служением Богу. Искусство становится самостоятельной сферой деятельности человека. Окончательное завершение этого изменения послужило главным эстетическим выражением Ренессанса, безусловно превосходившим его стилистические новшества, хотя и считавшимся революционным. Оно явилось нагляднейшим знаком того, что христианский синтез и духовная монополия культуры разваливаются. Одним из его выражений представляется медленное расхождение классической и христианской мифологии; еще можно назвать появление романской и провансальской любовной поэзии (многим обязанной арабскому влиянию), развитие готического стиля в светском строительстве, например, величественных зданий ратуши в новых городах, или популяризация народной литературы, предназначенной для образованных мирян, ярчайшим примером чего служат «Кентерберийские рассказы» Дж. Чосера.