Мировая история - читать онлайн книгу. Автор: Джон Робертс, Одд Уэстад cтр.№ 187

Альбигойцы конечно же к католикам не принадлежали, тем не менее напрашиваются кое-какие сомнения по поводу того, следует ли их на самом деле вообще считать христианскими еретиками. В их верованиях получили отражение догмы манихейцев; альбигойцы проповедовали дуализм, а кое-кто из них отвергал все материальное творение как зло. Как и многие более поздние еретики, носители неортодоксальных религиозных воззрений исходили из искажения или, по крайней мере, несогласия в сфере общественных и нравственных привычек. Иннокентий III вроде бы принял решение в пользу гонений на альбигойцев после убийства папского легата в Лангедоке, и в 1209 году против них предприняли крестовый поход. На участие в нем соблазнились многие миряне (особенно выходцы из Северной Франции), ведь им выпадал случай на стремительный захват земель и домов альбигойцев. К тому же этот поход ознаменовал великое новшество: объединение сил государства и церкви западного христианского мира ради сокрушения инакомыслия, способного представить им опасность, с помощью оружия. Такое объединение на протяжении долгого времени себя вполне оправдывало, пусть даже не совсем до конца.

При составлении суждения о теории и практике средневековой религиозной нетерпимости следует постоянно помнить об огромной опасности, которой подвергались носители ереси в их обществе: им грозили бесконечные мучения. Но никакие гонения не останавливали появление новой ереси, на протяжении следующих трех столетий порождавшейся снова и снова именно потому, что на нее существовал реальный спрос. В известном смысле ересь служила наполнителем полого стержня в зрелищных достижениях, принадлежащих церкви. Еретики служили живым свидетельством неудовлетворенности исходом протяженного и часто героического сражения. Критики с противоположной стороны тоже смогут заставить себя слушать, но в свое время и совсем в ином ключе. Авторы теории папской монархии спровоцировали появление противоположной догмы; людям думающим предстояло выдвинуть тезис о том, что церкви предназначена конкретная сфера деятельности, ограниченная пределами светского общества, в дела которого священникам вмешиваться не следует. По мере того как люди будут приходить к осознанию особенностей национальных общин и уважению их притязаний, еретические воззрения начнут приобретать все большую привлекательность. Еще одним явлением, постоянно стремившимся покинуть пределы церковной структуры, следует упомянуть укрепление авторитета мистического вероисповедания. В движениях типа «братии общей жизни», возникших из учения мистика Фомы Кемпийского, миряне выработали религиозные привычки и образцы благочестия, подчас выпадавшие из-под контроля духовенства.

В таких движениях нашел выражение великий парадокс средневековой европейской церкви. Она поднялась на вершину своей власти и богатства. Ей принадлежали обширные вотчины, причиталась десятина и папский сбор в службе величественной иерархии, мирское величие которой служило отражением славы Бога, чьи роскошные соборы, прекрасные монастырские церкви, великолепные литургии, ученые фонды и библиотеки воплотили в себе религиозное рвение и пожертвования всех верующих. При всем при этом главным смыслом всего этого предельного сосредоточения власти и великолепия представлялась проповедь веры, основанной на прославлении бедности и смирения, а также верховенство понятий не от мира сего.

Присущая европейской церкви суетность вызвала нарастающую критику. И поводом для нее послужило не просто то, что несколько церковных магнатов пользовались роскошными привилегиями и пожертвованиями ради удовлетворения своих аппетитов, а также игнорировали интересы собственной паствы. Следует упомянуть еще и утонченное нравственное разложение, неотъемлемое от власти. Отождествление защиты веры с триумфом занимающегося этим делом учреждения придавало церкви все более бюрократический и легалистический внешний вид. Заняться этим делом пришлось уже во времена святого Бернара; говорят, уже тогда развелось слишком много церковных адвокатов. Избыточное буквоедство выглядело вопиющим к середине XIII века. В скором времени подверглось критике даже само папство. К кончине Иннокентия III церковь утешения и причастий уже затерялась позади гранитного фасада централизации. Ревностные служители религии сникали перед напористостью клерикальной монархии, требующей освобождения от ограничений любого вида. Уже появились затруднения в удержании управления церковью в руках людей высокого духовного положения; Марта отодвигала в сторону Марию, потому что для управления машиной, идущей вразнос, требовались административные и юридические подачки.

В 1294 году папой избрали одного затворника, известного своим благочестием. Возлагавшиеся на него надежды быстро развеялись. Целестина V через считаные недели заставили отречься от папского престола под предлогом того, что он не смог навязать курии свои реформаторские воззрения. Его преемника звали Бонифаций VIII. Его считают последним папой Средневековья, так как ему удалось воплотить все притязания папства в их предельно политическом и высокомерном виде. По своему образованию он числился юристом, по темпераменту совсем не походил на человека духовного сана. Он вел ожесточенные споры с королями Англии и Франции, а на праздновании 1300 года перед ним вынесли два меча, служившие символами его принадлежности одновременно к светской и духовной власти. Два года спустя он утверждал, что для спасения каждого человека необходима его вера в суверенность папы.

При нем затянувшееся сражение с королями достигло кульминации. Почти за сто лет до этого папа отлучил от церкви всю Англию; этим ужасным наказанием предусматривался запрет на проведение любого причастия до тех пор, пока король не соизволит раскаяться и примириться с церковью. Мужчинам и женщинам отказывалось в праве крещения своих детей или отпущения собственных грехов, и в эпоху поголовной веры в Бога такие лишения выглядели устрашающими. Королю Иоанну пришлось пойти на уступки. Век спустя положение вещей радикально поменялось. Епископов и их духовенство отлучали от Рима, в результате чего подрывалась их власть. Им оставалось только лишь с сожалением вспоминать о деятельном национальном чувстве сопротивления папству, претензии которого достигли верхней точки при Бонифации VIII. Когда короли Франции и Англии отказались признать его власть, собственные церковники их поддержали. К ним примкнули еще и обиженные итальянские дворяне. В 1303 году некоторые из них (во французском изложении событий) преследовали старого папу до его родного города и там его схватили, как утверждают, проявив ужасное физическое неуважение. Жители его города освободили Бонифация VIII, и ему не пришлось (в отличие от Целестина, заточенного в тюрьму) сгинуть в заключении, а умер он, несомненно, от апоплексического удара несколько недель спустя.

Это было только началом неблагоприятного времени для папства и, кое-кто утверждает, для самой церкви. На протяжении четырех с лишним веков ей придется переживать повторяющиеся и все нарастающие волны враждебности, которая, пусть даже зачастую героически преодолеваемая, закончится тем, что под сомнение поставят само христианство. Даже к концу правления Бонифация VIII все выдвигавшиеся им правовые претензии не признавались; никто не пошевелился, чтобы отомстить за него. Теперь все больше критики вызывал духовный провал; впредь папство будут осуждать больше за противодействие реформам, чем за чрезмерные претензии к королям. На протяжении долгого времени тем не менее критика церкви ограничивалась определенными рамками. Само представление о независимой, самочинной критике во времена Средневековья казалось просто невероятным: церковников подвергали критике исключительно за провалы в выполнении ими традиционной духовной миссии.