Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - читать онлайн книгу. Автор: Максим Оськин cтр.№ 63

Массовые подвижки Первой мировой войны стали условием формирования новой массовой психологии. Верно пишет О. С. Нагорная: «Именно с 1914 г. с возникновением „материального противостояния“ военный плен превратился в массовый опыт, затрагивающий не только подвергнутых многолетнему заключению индивидов, но и воюющие государства и общества в целом. Лагеря военнопленных стали объектом массированной пропаганды и особой подсистемой воюющего общества, выполнявшей принципиально важные в условиях нового типа войны функции экспериментальной площадки для военных медиков и обеспечения военной экономики дешевой рабочей силой (до 90 % пленных стран Восточного фронта были привлечены к принудительному труду). Именно здесь обнаруживаются множественные признаки так называемых тотальных институтов, в рамках которых была сформирована огромная масса людей с пониженным порогом восприятия насилия и потенциально готовых к репрессиям». ^[271] Опыт Первой мировой войны был приумножен в период Второй мировой войны. Причем уже в еще более неимоверных масштабах (немцам удалось оккупировать всю Европу, за исключением Великобритании и Советского Союза) и с невероятной по любым меркам жестокостью.

Вненациональная политика советской власти в нашей стране с ее тоталитарным политическим режимом и репрессивным инструментарием как основным методом управления государством и обществом стала одной из главнейших причин поражения первого периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Массовый коллаборационизм и сдачи в плен стали характерной приметой этого периода. Обращение советского правительства к российскому патриотизму, переход к национальным установкам и ценностям (в этом ряду приоритетом является восстановление статуса Русской православной церкви) наряду с расистской политикой гитлеровского режима на оккупированных территориях помогли переломить неблагоприятно складывавшийся ход войны.

Количество советских военнопленных в два с половиной раза превзошло число пленных Первой мировой войны (что, кстати говоря, вполне согласуется в соотношении с числом мобилизованных). Большая часть их пришлась на период неудач на фронте, в период отступления, как и при царизме, что также вполне логично. Существенная часть военнопленных сдались в плен вопреки уставу (неранеными), то есть с формально-официальной точки зрения — «добровольно», но фактически же — полностью выполнив свой долг перед Родиной.

Однако как и в 1915 году, практика массового пленения грозила крушением Восточного фронта, поражением в войне, гибелью государственности. При этом в отличие от Первой мировой войны, когда России грозили потеря части территории и установление финансово-экономической зависимости от Германии, поражение в Великой Отечественной войне грозило рабством народов СССР, равно как и других народов планеты, вследствие политического курса фашистского руководства режима А. Гитлера. Именно поэтому, борьба должна была быть бескомпромиссной и до последнего. Как только в нашей стране это понял каждый, ход войны был переломлен, и война закончилась Великой Победой в логове нацистского чудовища.

Перед глазами был пример Франции, в 1940 году разгромленной в кратчайшие сроки и ставшей покорным сателлитом Германии (режим Виши). Соответственно, допустить подобное развитие событий советское правительство не могло ни в коем случае. В мире оставалось лишь три крупных суверенных государства, ведших борьбу с фашизмом: СССР, Великобритания и США. Гибель любого из них делала победу коричневого монстра почти неминуемой.

Исходя из этого, государственная политика по отношению к военнопленным не могла не быть гораздо более жестокой, нежели политика царизма. Это надо помнить, оценивая действия сталинского режима по данному вопросу не с точки зрения отвлеченного гуманизма, как будто бы мы смотрим на происходившее откуда-нибудь с Марса или Луны, а с точки зрения гибели любой свободы на планете Земля, что стало бы неизбежным в случае успеха гитлеровской Германии. В СССР практика отношения к военнопленным вытекала из постановления Государственного комитета обороны от 16 июля 1941 года и приказа Ставки Верховного главнокомандования № 270 от 16 августа 1941 года «О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких действий». Основные постулаты осуждения пленных как изменников Родины (заочное осуждение военнопленных как изменников):

— «сдавшихся в плен уничтожать всеми средствами»;

— «семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи»;

— семьи командиров и политработников арестовывать «как семьи нарушивших присягу и продавших свою Родину дезертиров».

Последующие распоряжения военного командования, грозившие репрессалиями военнопленным, лишь уточняли вышеуказанные документы. Например, шифрограмма Г. К. Жукова от 28 сентября 1941 года: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны». Месяцем ранее руководитель СССР, Председатель ГКО и Верховный главнокомандующий И. В. Сталин принял решение лишать семьи сдавшихся государственных пособий. Иными словами, если в императорской России не существовало карательной политики в отношении военнопленных, но действовали репрессивные декларации и просто не оказывалось помощи пленным, то в СССР почти с самого начала Великой Отечественной войны стал проводиться жесткий государственный курс. Как известно, во исполнение данных актов была арестована и отправлена в куйбышевскую тюрьму даже супруга сдавшегося в плен нераненым офицера РККА Я. И. Джугашвили (старший сын И. В. Сталина) Ю. И. Мельцер, которая была освобождена весной 1943 года, после гибели мужа в немецком концентрационном лагере Заксенхаузен.

Однако как фашисты взяли на вооружение теоретические разработки расовой идеологемы кайзеровского периода, объявлявшего Германию «господином мира», так и советское правительство в своих действиях по отношению к пленным использовало наработки предшествовавшего периода. Таким образом, вовсе не И. В. Сталин и его соратники стали авторами идеи об объявлении военнопленных трусами и изменниками, подлежащими уничтожению по приговору военно-полевых судов даже и после войны, как это иногда утверждается в историографии. Эти идеи, как показано выше, выдвигались еще в период Первой мировой войны отдельными высокопоставленными деятелями Российской империи (как правило — генералитетом). В СССР эти идеи были воплощены в жизнь — это правда. Но и война была совсем не той — не на потерю геополитических преференций (территория, экономика, ресурсы, репарации), а на потерю суверенитета, свободы и нашей Родины — России.

Массовые сдачи в плен стали явлением, присущим русской армии в периоды тяжелых поражений в обеих мировых войнах двадцатого века. Впрочем, это верно и для ряда других ведущих стран мира: достаточно вспомнить австрийцев во время Брусиловского прорыва 1916 года или французов в период германского блицкрига во Франции в 1940 году. Следовательно, причины этого явления лежат в какой-то иной плоскости, нежели простое обвинение в трусости и измене, что было явно выгодно государственной власти вообще и военным властям в частности. «Выгодно» не в смысле сиюминутного бонуса, а в перспективе дальнейшего продолжения войны и повышения уровня боеспособности страны.