ВВЕДЕНИЕ
Начало двадцатого столетия стало невиданным ранее единством Европы как национального, политического, культурного целого, подчинившего себе практически всю планету в качестве колоний либо распространившегося за океаны, в Новый Свет. Конфликты между европейскими государствами являлись внутренними конфликтами, локализуясь в пределах континента и не допуская в свои распри неевропейские народы — «внешних варваров», как сказали бы в Китае. Напротив, по отношению к внешнему миру до 1 августа 1914 года европейцы всегда выступали единым фронтом, подчиняя себе его.
1 августа (19 июля старого стиля) 1914 года в Европе началась та война, что получила от современников наименование Великой войны, всего через два десятка лет — Первой мировой войны, а ныне справедливо именуется прологом Гражданской войны в Европе.
[1] Империализм сломал прошлое Европы. Эта война расколола до того сравнительно единый Старый Свет, что на весь «короткий двадцатый век», по выражению Э. Хобсбаума, надломило европейскую гегемонию на земном шаре. То безумие, что началось в 1914 году, всеми последующими событиями подтвердило, что в результате начавшихся революциями 1848 года процессов «термины „прогресс“ и „европейская цивилизация“ уже не являются синонимами и что существовавшее до того времени равенство между „капиталистическим развитием“ и „историческим развитием“ стало окончательно недействительным».
[2]
Именно Первая мировая война стала концом «старого времени» единой Европы и началом жестокого двадцатого столетия — перехода к постиндустриальной эпохе в развитии истории человечества. Как справедливо говорит С. Б. Переслегин, «дело не только и не столько в человеческих жертвах Великой войны, дело не в огромных материальных и финансовых потерях… В абсолютных цифрах людские потери были меньше, нежели от эпидемии гриппа 1918–1919 гг., а материальные — уступали последствиям кризиса 1929 г. Что же касается относительных цифр, то Первая мировая война не выдерживает никакого сравнения со средневековыми чумными эпидемиями. Тем не менее именно вооруженный конфликт 1914 г. воспринимается нами (и воспринимался современниками) как страшная, непоправимая катастрофа, приведшая к психологическому надлому всю европейскую цивилизацию. В сознании миллионов людей, даже не задетых войной непосредственно, течение истории разделилось на два независимых потока — „до“ и „после“ войны».
[3]
Сравнение оказывается вовсе не в пользу послевоенного периода. Именно здесь были заложены корни Второй мировой войны, бесчеловечной жестокости концентрационных лагерей, газовых камер, ядерного оружия, «ковровых» бомбардировок и тому подобных проявлений общественного «прогресса» двадцатого века. Помимо прочего, Первая мировая война привнесла в развитие мировой цивилизации совершенно новое явление: «тотальную» войну «как выражение цивилизационного кризиса». П. В. Волобуев писал о значении Великой войны 1914–1918 гг., что сама духовная ситуация эпохи, в том числе и в силу всеобщей милитаризации сознания, предрасполагала к войне. Поэтому война явилась событием не только глобального, но и эпохального масштаба, а для России «война была таким явлением, которое предопределило ее историческую судьбу в двадцатом веке».
[4]
Помимо всего прочего — экономического разорения, уничтожения материальных ценностей, гибели солдат и так далее, — одним из основных следствий мирового конфликта является гуманитарная катастрофа. Вторая мировая война 1939–1945 гг. показала такой пример гуманитарной катастрофы, что ранее был непредставим в принципе: уничтожение десятков миллионов гражданского населения с неслыханными ранее жестокостями, сожжением целых деревень и городов, голодом и концлагерями, наконец, как апофеоз, — ядерным оружием.
Однако любое мероприятие требует какой-либо предварительной подготовки. Эксперимента, так сказать. Такой подготовкой для кошмара 1939–1945 гг. стало безумие 1914–1918 гг., расколовшее Европу, уничтожившее европейский монархизм как руководящее направление европейской государственности, передавшее пальму мирового лидерства заокеанской капиталистической державе. В борьбе за рынки капитал не сдерживается ничем и никем.
Передвижение миллионов людей в ходе военных действий, причем не столько военных, сколько гражданских лиц, стало новинкой в жизни Европы, дав импульс гуманитарному негативу, определившему лицо мировых войн, если, конечно, применительно к войне можно говорить о «лице». Для России, громадной в своем пространстве и немедленно по окончании Первой мировой войны бросившейся в омут Гражданской войны, общеевропейская гуманитарная катастрофа (гибель людей на войне, болезни, голод, эвакуация) стала пропастью, из которой удалось выбраться лишь в силу многочисленности населения страны.
Наиболее пострадавшими от военной эпохи категориями населения, если не считать собственно погибших и раненных на войне (так называемые кровавые потери), стали военнопленные, на долгие годы оторванные от Родины, и беженцы прифронтовой зоны, вынужденные покинуть родные места. Дезертиры и репатрианты дополнили общую картину бедствий. Для России эти категории насчитывали миллионы людей, и потому невозможно обойти вниманием их трагическую судьбу в 1914–1918 гг., послужившую «экспериментом» для будущей трагедии Второй мировой войны.
ГЛАВА 1
ВОЕННОПЛЕННЫЕ: ЗАЛОЖНИКИ ОРГАНИЗАЦИИ И РУКОВОДСТВА
Смерть или плен — одно!
А. В. Суворов
Первая мировая война 1914–1918 гг. стала первой войной, в которой со всех сторон столкнулись не ведомые лидерами наций армии, а сами нации. Предвестники такой войны, названной немцами тотальной, существовали и ранее. Наиболее ярким и явным примером явились революционные войны Франции конца восемнадцатого столетия, а затем и наполеоновские войны. Но тогда фактически воюющая нация стояла лишь по одну сторону линии фронта — Франция, боровшаяся против всей Европы. Однако вся страна непосредственно была втянута в войну лишь постольку, поскольку поставляла рекрутов в армию. Противостоявшие же Франции державы продолжали использовать старые принципы «королевских армий», представлявших собой лишь малую часть воюющих народов. Отдельные проявления массового народного патриотизма (Австрия—1809, Россия—1812, Пруссия—1813) нисколько не меняют общей картины вооруженной борьбы против Великой французской революции.