Царствование императора Николая II - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Ольденбург cтр.№ 77

Между тем руководители движения весь день 8 января объезжали город и на несчетных митингах призывали народ идти ко дворцу. Там, где Гапон сомневался в аудитории, он успокаивал, говоря, что никакой опасности нет, что царь примет петицию и все будет хорошо. Там, где настроение было более революционным, он говорил, что если царь не примет требований рабочих – «тогда нет у нас царя», и толпа ему вторила.

«Выдвигается социал-демократия. Враждебно встреченная, она вскоре приспособляется к аудитории и овладевает ею. Ее лозунги подхватываются массой и закрепляются в петиции», – пишет Троцкий в своей книге о 1905 г.

Интеллигентские круги были застигнуты врасплох, так же как и правительство. Они сделали попытку обратиться к министрам «для предотвращения кровопролития». Витте дал двусмысленный ответ – «умыл руки», как выразилось «Освобождение». Товарищ министра внутренних дел генерал Рыдзевский резонно ответил посетившей его депутации, что ей следует обратиться к рабочим, а не к власти: если запрещенной манифестации не будет, никакой опасности кровопролития нет. Но радикальная интеллигенция, конечно, не могла отговаривать рабочих от выступления, которому она всей душой сочувствовала.

Отчасти для того, чтобы успокоить более умеренную часть рабочих, отчасти для придания демонстрации «защитного цвета» в глазах полиции и войск, Гапон и другие вожаки движения посоветовали демонстрантам нести в первых рядах иконы и царские портреты. В более «передовых» районах этой маски, видимо, не понадобилось.

9 января было воскресеньем. Рабочие шествия с утра выступили из отделов общества, с расчетом, чтобы сойтись к двум часам у Зимнего дворца. Некоторые шествия представляли собою толпу в несколько десятков тысяч человек: всего в них участвовало до 300 000.

Когда шествие от Нарвской заставы, во главе с самим Гапоном, подошло к Обводному каналу, путь ему преградила цепь солдат. Толпа, несмотря на предупреждения, двинулась вперед, подняв плакат «Солдаты, не стреляйте в народ». Дан был сначала холостой залп. Ряды рабочих дрогнули, но руководители с пением двинулись дальше и повлекли за собой толпу. Тогда был дан настоящий залп. Несколько десятков человек было убито или ранено. Гапон упал на землю; прошел слух, что он убит; но его помощники быстро перекинули его через забор, и он благополучно скрылся. Толпа в беспорядке отхлынула назад.

И на Шлиссельбургском тракте, и на Васильевском острове, и на Выборгской стороне всюду, с небольшими вариациями, происходило то же, что у Нарвской заставы: демонстранты доходили до кордона войск, отказывались разойтись, не отступали при холостых залпах и рассеивались, когда войска открывали огонь. Кордон был не сплошной, отдельные кучки все же проникли на Невский; там тоже несколько раз возникала стрельба; группы рабочих смешивались с обычной уличной толпой. Небольшие скопления народа то возникали, то рассеивались атакой казаков или залпами. На Васильевском острове стали строить баррикады с красными флагами; но их почти не защищали. Движение распылилось; однако до поздней ночи в городе царило лихорадочное возбуждение; оно улеглось только через два-три дня.

Молва тотчас же приумножила число жертв. По официальной сводке, появившейся позже, убито было 130 человек и ранено несколько сот. Если бы толпе удалось овладеть центром города, число жертв было бы, вероятно, во много раз больше. Но дело было не в числе жертв, а в самом факте массового народного движения против власти, столкновения толпы с войсками на улицах столицы. Конечно, часть демонстрантов была обманута руководителями, внушавшими ей, что движение – не против царя, что ничего революционного в нем нет. Но также было несомненно, что революционные лозунги встретили неожиданный отклик в широких рабочих массах. 9 января как бы вскрылся гнойник; оказалось, что не только интеллигенция, но и «простой народ» – по крайней мере в городах – в значительной своей части находился в рядах противников существующего строя.

9 января было «политическим землетрясением» – началом русской революции. Понятно, что ее сторонники шумно возмущались действиями власти – это соответствует правилам всякой политической борьбы. Но и многие сторонники высказывали мнение, что 9 января была совершена роковая ошибка. Едва ли это исторически верно: поскольку власть не считала возможным капитулировать и согласиться на Учредительное собрание под давлением толпы, руководимой революционными агитаторами, – никакого другого исхода не оставалось. Уступчивость в отношении наступающей толпы либо ведет к крушению власти, либо к еще худшему кровопролитию. Конечно, при более сильном полицейском аппарате можно было принять «превентивные» меры, вообще не допустить демонстрации. Но вечером 8 января, когда власти окончательно уверились в серьезности положения, уже было поздно для таких мер.

Когда враги власти затем писали, что государю «стоило выйти к толпе и согласиться хотя бы на одно из ее требований» (какое – об Учредительном собрании?), и тогда «вся толпа опустилась бы перед ним на колени», – это было самым грубым искажением действительности. Гораздо честнее был отзыв плехановской «Искры».

«Тысячными толпами, – писал заграничный орган социал-демократов (18 января), – решили рабочие собраться к Зимнему дворцу и требовать, чтобы царь самолично вышел на балкон принять «петицию» и присягнуть, что требования народа будут выполнены. Так обращались к своему «доброму королю» герои Бастилии и похода на Версаль! И тогда раздалось «ура» в честь показавшегося толпе по ее требованию монарха, но в этом «ура» звучал смертный приговор монархии».

9 января 1905 г. было прискорбным, даже трагическим днем – но оно не было позорным днем для монархии, как те события 5–6 октября 1789 г., о которых напоминала «Искра».

События в Петербурге произвели ошеломляющее впечатление и в России, и за границей.

Интеллигенция увидела в них своего рода укор – рабочие опередили ее в своих требованиях; обществу показалось, что оно было еще слишком робким. Особенно торжествовали социал-демократы, всегда говорившие, что революция в России придет через рабочий класс.

«Десятилетняя работа социал-демократии вполне исторически окупилась, – писала «Искра». – В рядах петербургских рабочих нашлось достаточно социал-демократических элементов, чтобы ввести это восстание в социал-демократическое русло, чтобы временного технического организатора восстания идейно подчинить постоянному вождю пролетариата – социал-демократии».

Правительственные круги охватила паника. Градоначальник Фуллон, за ним и князь Святополк-Мирский должны были покинуть свои посты. Петербургским генерал-губернатором был назначен Д. Ф. Трепов, только недавно покинувший пост московского градоначальника, – человек твердый, глубоко преданный государю, обладавший бесстрашием и здравым смыслом, хотя и мало искушенный в политических вопросах. За весь начинавшийся смутный период Д. Ф. Трепов оставался верным помощником государя.

Возбуждение в Петербурге улеглось не сразу. Забастовка стала постепенно прекращаться, но газеты вышли только 15 января. В других городах кое-где возникли волнения; наиболее крупные столкновения были в Риге. Когда латино-славянское агентство генерала Череп-Спиридовича прислало из Парижа телеграмму о том, что японцы открыто хвастаются волнениями, вызванными на их деньги, – этому не захотели верить даже «Новое время» и «Гражданин».