Ирландское сердце - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Пэт Келли cтр.№ 37

– Боже, они что, настоящие? – спросила я у нее.

– Это полудрагоценные камни, – ответила она.

– Сколько стоит? – поинтересовалась я.

– Пятьсот франков, – сказала она.

– Сто долларов!

Я еле сдержалась, чтобы не перейти на визг. Столько же стоит «Форд Модель Т».

Она проследила за тем, как я записала у себя в блокноте – $100.

– Может быть, вы хотели бы сделать эскиз этого платья?

Что?

– Ну… да, хотела бы, – ответила я.

– Только у вас, похоже, не слишком острый карандаш, – продолжала она.

Я непонимающе взглянула на свой карандаш.

– С ним все в порядке, – медленно протянула я.

– За небольшую плату я могла бы вам его подточить, – предложила она.

– Вот как, – отозвалась я.

– Десять франков.

– Что? – На этот раз мой голос все-таки сорвался на визг.

– И я позволю вам сделать эскизы пяти платьев.

– Но…

– Хорошо. Десяти платьев. И помните, что модели будут стоять неподвижно.

– А они тоже… будут рассчитывать на вознаграждение? – полюбопытствовала я.

– Конечно, – последовал ответ.

Еще один большевик? Что мне делать?

– Ладно, мисс Ленин.

При этих словах она застыла на месте.

– Думаю, мы можем заключить сделку.

– Меня зовут мисс Джонс, мисс Смит, и мы с вами больше никогда не увидимся.

Я подумала, что будет нелегко объяснить мадам Симон, как мадемуазель Джонс раскусила меня и потребовала взятку. Мне оставалось лишь сделать наброски, а потом отсчитать десять франков. Женщина тут же все поняла.

– C’est la vie ^[51], – просто сказала она.

Я вспомнила своего брата Марта, который платил по доллару парням, доставляющим ему «Трибьюн» и «Чикаго Америкэн», чтобы иметь стопки газет ровно к семи утра. А что за конверты я раздавала уборщицам в «Уорд»? Тоже своего рода подкуп. «Это на смазку шестеренок», – говорил Майк о дополнительных выплатах поставщикам сантехнического оборудования и о вкладах в фонды избирательных компаний олдерменов.

Возможно, Чикаго и Париж, в конце концов, не такие уж разные.

Наброски получились у меня хорошо. Мадам Симон забрала пять набросков и дала мне двадцать пять франков. Если отнять десять франков, которые я отдала мисс Джонс, то мне удалось заработать пятнадцать франков, или три доллара, и это при том, что у меня оставалось еще пять эскизов на продажу. Я чувствовала себя ужасно деловой. Ожидала, что вечером на меня накатят угрызения совести, но избежала этого, заказав себе boeuf bourguignonne ^[52] в «Л’Импассе» и допив свою бутылочку «Поммара».

К Рождеству я заработала сто франков, удвоив свой капитал.

Рождественский ужин я провела с мадам Симон и Стефаном в «Л’Импассе», который был открыт только для особых посетителей. В церковь я не пошла. Всенощная месса переполнила бы меня тоской по дому и близким. И вообще, зачем давать злой фее шанс напомнить мне о моем позоре? В январе мадам Симон заявила, что глупо платить еще за месяц в гостинице. Сказала, что у меня должно быть свое место жительства, residence. Все это она произнесла по-французски, однако незнакомые раньше слова уже начинали обрастать для меня смыслом, если она говорила медленно и смотрела прямо на меня.

Мадам Симон нашла для меня огромную комнату с окнами на площадь Вогезов рядом с домом, где когда-то жил Виктор Гюго. «Спальня для девушки», – сказала она. Хозяин умудрился втиснуть в пространство под карнизом крошечную раковину, унитаз и биде, предназначение которого она объяснила мне дополнительно. В углу расположилась кухня.

– Для семьи такое не подойдет, – заявила ему мадам Симон, а потом подчеркнула, что ни один художник тоже не согласится жить так далеко от Левого берега или Монмартра.

Она продолжала напирать, мол, ему еще повезло, что меня это заинтересовало. Одинокая женщина, аккуратная домохозяйка – красота. Через час таких переговоров с мадам Симон бедняга хозяин уже упрашивал меня снять эту квартиру за очень умеренную плату. Семьдесят франков в месяц, четырнадцать долларов. Полагаю, очень даже pas cher. И все же я сомневалась. Здесь я буду одна. Что, если Тим Макшейн…

Послеполуденное солнце пробивалось в комнату сквозь оконный переплет, оставляя на стене светлые квадраты. Мое ателье. И Тим Макшейн очень далеко отсюда.

Я смотрела на Стефана, мадам Симон и хозяина – все были так довольны, что предложили мне такое место. Я набрала побольше воздуха в легкие и сказала «да», то есть:

– Oui, oui, monsieur. Merci. Merci.

Воскресенье мы с мадам Симон и Жоржеттой провели за уборкой в новой квартире. Мадам помогла мне купить кровать, диван и стол – все по дешевке на блошином рынке на окраине города. Я расставила всю мебель вокруг небольшого камина. По словам Жоржетты, на такую большую и продуваемую комнату мне понадобится много угля, а уголь стоит денег. Зато скоро в Париж снова хлынут туристы, и мадам Симон будет предлагать им меня в качестве гида, сказала она. С этими заработками и моей шпионской деятельностью у кутюрье я смогу оплачивать счета и начать что-то откладывать. Мадам настаивала, чтобы я открыла счет в банке. Я выбрала маленький банк – на Рю де Риволи, разумеется. Когда я в очень осторожных формулировках расспрашивала тамошнего менеджера, он уверил, что никто не сможет отследить меня по этому счету. Его потрясла сама мысль о том, что банк мог бы разгласить приватную информацию. В тот миг Тим Макшейн показался мне просто крошечным на фоне монументального Парижа.

Новая жизнь.

Я скучала по Розе и Мейм Маккейб, скучала по своей семье, особенно по Майку и Эду. Хотя радовалась, что нахожусь вдали от обличительного перста Генриетты, указывающего на мои промахи и недостатки. И все же теперь, когда я снимала квартиру и завела счет в банке, мой отрыв от дома представлялся перманентным. Я не просто приехала сюда по работе и временно жила в гостинице. У меня было свое жилье. Абсолютное начало.

Но каждый раз, проходя мимо церкви, я испытывала странное чувство. Видимо, это было чувство вины. А в Париже, куда ни глянь, обязательно увидишь церковный шпиль или даже парочку. В моем районе, ле Марэ, рядом с синагогами тесно соседствовали христианские церкви: Святого Павла, Святого Антония, Нотр-Дам-де-Блан-Манто – церковь Богоматери Белого Облачения, названная в честь монахинь, чей монастырь здесь располагался когда-то. А еще Святого Мартина и Святого Николая, также прежде бывшие частью аббатств, и потом Сен-Дени-дю-Сен-Сакрамент – церковь Святого Дионисия и Святого Причастия, – названная так, чтобы можно было как-то отличать ее от других парижских церквей Святого Дионисия. Всех этих святых я знала всю жизнь. И они с укором смотрели на меня.