Голодало сто тысяч человек – эквивалент трех миллионов американцев.
Мы видели сотни сожженных маслобоен. Уничтожена основа сельскохозяйственной экономики Ирландии. К концу нашей поездки даже мистер Дженсон стал очень эмоциональным. И когда мы возвратились в Дублин, я устроила всем им встречу с Мод и членами ирландского Белого Креста.
Мод была очень довольна мной. Слава богу, мне не пришлось признаваться ей в том, что меня уже практически выгоняли.
– Я полна надежд, что выводы комитета окажут давление на британское правительство, которое заставит их согласиться вывести свои войска, – сказала она мне, когда мы все собрались у нее дома в наш последний вечер в Дублине. – Шарлотта Деспард слышала, что сам король высказал свое недовольство «черно-коричневыми».
Я рассказала Мод, что привезла ей привет от каждого перекрестка дорог ее родного Донегола. Что посетила могилу отца Кевина на очень уютном кладбище у подножья крутого утеса в Гленколемкилле и выяснила, что любимый святой Кевина определяет все лицо Донегола.
– Во время каждой нашей остановки нас обязательно водили к посвященному ему роднику, – рассказала я Мод и передала ей кусочек белой глины из Гратана, где родился святой Колумба.
Эту глину можно было получить только у женщин клана О’Фриэль, и Сирил полдня потратил на то, чтобы разыскать для этого Анну О’Фриэль. Мод задумчиво раскатывала белые шарики между пальцами.
– Она дает защиту от огня, – сказала она. – Это нам понадобится. На прошлой неделе был еще один налет.
В своей столовой Мод угостила нас одним из знаменитых обедов ее кухарки Джозефины, на который она пригласила также Алису Стопфорд Грин и Мэри Спринг Райс – двух моих клиенток, контрабандой привозивших мне деньги. Обе они входили в состав руководства Белого Креста.
– А я до сих пор с удовольствием ношу прекрасное творение мадам Симон, – сообщила мне Алиса и хитро подмигнула.
Мод совершенно очаровала мужчин. При свете свечей она была очень похожа на ту самую молодую цветущую девушку, которая стала музой Йейтса. Хотя вряд ли кто-то из них смог бы процитировать какую-нибудь его строчку о золотистых волосах Мод. Тем более о ее душе странника.
Барри нарезала хваленый французский яблочный пирог Джозефины, «тарт татен», когда Мод подалась вперед и сказала мистеру Дженсону:
– Вы должны повлиять на ваше правительство. Убедите президента переговорить с Ллойдом Джорджем.
Дженсон покачал головой:
– Мадам, боюсь, вы неправильно понимаете цели нашей миссии. Мы выполняем чисто гуманитарные задачи. Никакой политики.
– Но их невозможно разделить, – вступила я. – До тех пор пока Ирландией управляет правительство, которое видит в ирландском народе лишь дикарей, сброд, – это слова капитана Пайка.
– Прекрасно сказано, мисс.
Это произнес высокий широкоплечий мужчина, который как раз вошел в столовую. Этот красавец, темноволосый и голубоглазый, улыбался. На нем были военная форма цвета хаки, офицерская портупея и мягкая фетровая шляпа с широкими полями.
Мод бросилась ему навстречу:
– Мик! Спасибо, что пришел. Но с другой стороны, стоило ли так рисковать?
Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Мик. Майкл… Неужели?..
– Слежки за мной не было, Мод, – успокоил он ее. – Я вошел через сад позади дома. А несколько наших парней остались охранять.
– Так вы – Майкл Коллинз, – выдохнула я.
Он снял шляпу и отвесил мне полупоклон:
– Да, это я.
– Генерал Майкл Коллинз, командующий Ирландской Республиканской армией, – уточнила Мод.
Мистер Дженсон встал, но Майкл Коллинз обратился ко мне.
– А вы кто? – поинтересовался он, беря меня за руку.
– Я Нора Келли из Чикаго.
– Ах, Чикаго. У меня там брат живет, Патрик Коллинз. Вы с ним, случайно, не знакомы? – Он захохотал. – Совсем забыл: Чикаго – большой город. Не то что Ирландия, где каждый знает каждого.
– В этом смысле Чикаго не слишком отличается от Ирландии, – ответила я. – Ваш брат, случайно, не капитан полиции?
– Так и есть.
– Я встречалась с ним. Он друг моего кузена.
– Какое замечательное совпадение, не правда ли? Пат несколько лет назад подыскал мне работу в Чикаго. Я тогда работал в Лондоне. Так одиноко. Я уже практически решил ехать туда, но… – Он пожал плечами. – Так вы – член этого благородного комитета?
– Не совсем. Я фотограф, – объяснила я.
– Вот как, – сказал он. – Значит, тоже художник.
Он повернулся к Мод.
– Какие они замечательные, наши ирландские женщины. И я благодарен всем вам, – заявил он, улыбаясь в сторону Алисы и Мэри.
Наши ирландские женщины, включая и меня! Я одна из них, что подтверждено самим командующим армией.
– И конечно, – продолжал мысль Коллинз, – я благодарен вам, джентльмены, нашим американским друзьям, квакерам
[196]. Я знаю, что квакеры – это общество, которое разными способами помогало Ирландии на протяжении многих поколений. И вашу неоценимую помощь во времена Великого голода здесь помнят до сих пор.
– Спасибо вам, сэр, – ответил мистер Дженсон, – но, как члены Общества Друзей, мы выступаем против любого насилия. Это хорошо, что вы пришли сюда. Но на самом деле нельзя, чтобы наша миссия была замечена в каких-то связях с вашей… скажем, армией.
– «Вашей, скажем, армией», вы сказали?
Майкл Коллинз громко засмеялся.
– Я бы сказал, что мы наименее милитаристическая группировка, какую только можно себе представить. Поверьте, мы с радостью сложим оружие, как только британцы выведут свои войска и вернут «черно-коричневых» в тюрьмы, откуда их выпустили. Но мы не можем бросить свой народ беззащитным. У нас тридцать пять тысяч бойцов. А у британской армии их пятьдесят семь тысяч, джентльмены. Они превосходят нас числом, они лучше вооружены, но мы уже показали им, что они не могут убивать ни в чем не повинных людей безнаказанно.
– Жестокость порождает жестокость, – заметил мистер Смит, – а сотворившие жестокость увлекаются.
Коллинз кивнул:
– Вероятно, это правда. Но Иисус сам изгнал менял из храма, а царь Давид, я бы сказал, тоже всегда платил противникам той же монетой. Британцы еще никогда не сталкивались с вооруженными и объединенными ирландцами. И я думаю, что большинство из них хотели бы отсюда убраться.
– Ну, не знаю, Мик, – сказала Мод. – Есть же Черчилль и Генри Уилсон, к тому же многие военные клялись удержать Ирландию любой ценой.