«Не убьют же они меня, в самом-то деле», – думала я. Я для них была недостаточно важной персоной, обычным человеком. Но потом я вспомнила сожженные магазины и разрушенные дома. «Черно-коричневые» в Донеголе подожгли дом, а потом расстреливали жильцов, когда те из огня выскакивали на улицу. Попали в мать, выносившую своего двухлетнего ребенка. Оба погибли. Были убиты на пороге собственного жилища.
«С другой стороны, это ведь солдаты регулярной армии, – рассуждала я. – Не какие-нибудь «черно-коричневые» или прочие бандиты на подхвате».
Но это было слабым утешением, когда солдаты по обе стороны вели меня по длинному коридору.
«Успокойся, Нора», – уговаривала я себя и мысленно повторяла важные слова: официальная делегация, наблюдатель, беспристрастный, американка, в конце концов. Толстый солдат втолкнул меня в кабинет.
За письменным столом сидел офицер. Он был немолод и седовлас. Наверняка воевал во Франции. Кого я знаю в британской армии? Только солдат, прошедших через палаты нашего госпиталя. Но должны же быть у нас какие-то общие знакомые! Тут я поймала себя на мысли, что рассуждаю точно так же, как если бы в Чикаго попала в полицейский участок за пьянство или еще что-то в этом роде и пыталась заявить о знакомстве с родственником дежурного сержанта или другом лейтенанта. Объяснить, что я особенная, я своя.
Седовласый офицер поднял на меня глаза. Непросто было в выражение лица вложить такое количество презрения, но у него получилось. Я действительно влипла.
– Кто вы? – спросил он.
– Нора Келли, – ответила я и, вынув из сумочки паспорт, положила его перед ним на стол.
Он щелкнул по паспорту пальцем, и тот отлетел обратно ко мне.
– Кто вы? – повторил он свой вопрос.
– Нора Келли, 2703, Саут-Хиллок, Чикаго, хотя я жила в Париже почти десять лет. Работаю на кутюрье мадам Симон и занимаюсь фотографией.
Я понимала, что тараторю и лепечу, но не могла остановиться.
– Кто вы?
– Нора Келли, – снова начала я.
– Нора Келли из Чикаго умерла, – заявил он. – Утонула во время крушения «Волтерры» в 1914 году. Откуда у вас этот паспорт? Как долго вы выдаете себя за нее и с какой целью?
– Я не выдаю себя за Нору Келли. Потому что я и есть Нора Келли, – ответила я.
Дверь кабинета открылась, и вошел капитан Пайк. Ну вот, из огня да в полымя. Пайк отдал честь.
– Добрый вечер, генерал Макреди.
Макреди? Генерал, который командует всеми войсками в Ирландии?
– Это та женщина? – спросил у него Макреди.
Пайк кивнул, а потом обратился ко мне:
– Я подумал, что вы просто дура, но, видно, ошибся и недооценил вас.
– Нет, не ошиблись. Я действительно просто дура. В том смысле, что я на самом деле Нора Келли из Чикаго.
О боже. Я унижалась, пробыв за решеткой меньше часа. Помоги мне, Господи. Жанна д’Арк, где же ты? Я взяла свой паспорт и открыла страничку с фотографией.
– Посмотрите сами, – сказала я Макреди, – это я.
– Паспорт, очевидно, поддельный, – ответил он. – Итак, вы взяли имя этой Норы Келли. Зачем? Я настаиваю, чтобы вы сказали, кто вы на самом деле.
– Я – Нора Келли, – повторила я. – Родилась в Чикаго, но отец мой был отсюда, из Голуэя. Пэдди Келли, его родителями были Онора и Майкл Келли. У вас где-то должны быть эти записи. Загляните в них. Ради бога, Пайки были у них лендлордами.
Я вся подалась вперед, отчаянно стараясь сделать так, чтобы Макреди мне поверил.
– У моей бабки были дети от деда этого человека. Мои дяди и тетя – его дяди и тетя!
«Вот, в точку», – подумала я.
Макреди вопросительно посмотрел на Пайка.
Пайк засмеялся:
– Ну вы же не хотите, чтобы я начал рассказывать вам обо всех внебрачных детях своего деда, не так ли? На это может уйти вся ночь.
– Ирландия, – проворчал Макреди. – Иногда я думаю, что вы, ирландские лендлорды, заслуживаете то, что получаете. Я испытываю отвращение к этой стране и этому народу, и чувство это глубже, чем море, и яростнее, чем моя ненависть к бошам.
Затем он обратился ко мне:
– Вы шпионка, мадам. А шпионов мы вешаем.
– Шпионка? Я путешествовала здесь с официальной делегацией, с квакерами. Ради бога! Я открыто фотографировала. Вы видели мою камеру. Я вам сама покажу.
Моя камера. И все эти снимки на рулонах пленки. Люди, с которыми мы встречались. Питер. Но мою «Сенеку» нес Сирил, а он уже давно скрылся. Слава богу.
– Думаю, мы можем устроить заседание трибунала, как только он появится, – сказал Макреди, а затем снова повернулся ко мне: – Для настоящего суда нам требуется три человека.
– Настоящего суда? Что? Трибунал? У меня что, не будет адвоката? А где присяжные?
Пайк снова засмеялся.
– Может быть, она все-таки на самом деле американка.
– Да, американка.
– Еще раз – кто?
В дверь позади меня вошел третий офицер и направился к письменному столу. Пайк вытянулся по струнке и отдал ему честь.
– Отставить, капитан. Здравствуйте, Макреди.
Уилсон. Мой третий судья – Генри Уилсон. Человек, мечтающий закрыть местных жителей в концентрационные лагеря. И который еще до войны предупреждал меня, чтобы я держалась от всего этого подальше. Проклятье.
– Бонжур, мадемуазель, – сказал он мне. – Или уже мадам? Вышли замуж за какого-то мятежника? И на этом основании считаете себя вправе нарушать законы цивилизованного общества?
– Цивилизованного? – возмущенно начала я, но тут же остановилась.
Только не дерзить, Нора, и не умничать. Конечно, они меня не повесят. В конце концов, они помиловали Констанцию, а та командовала отрядом во время восстания. Стреляла в английских солдат. Наверное, уже жалеют, что тогда не казнили ее. А что там Уилсон сказал насчет «вышла замуж за мятежника»? Просто случайная попытка оскорбления или же ему что-то известно про Питера Кили? Мне необходимо соблюдать спокойствие и рассуждать логически.
– Послушайте, генерал Уилсон, – начала я. – Вы помните тот вечер, когда мы познакомились с вами в обществе Мод Гонн, Мильвуа и Артура Кейпела?
– А еще я помню, что вы пренебрегли одним очень дельным советом, – фыркнул он.
– Но вы помните, что Мод представила меня именно как Нору Келли? И что это было до того, как я умерла, – в смысле до крушения «Волтерры».
– На вашем месте я бы не стал в свое оправдание ссылаться на мадам Макбрайд, – заметил Уилсон.
– Но послушайте, я покинула Чикаго из-за мужчины, и…
Уилсон засмеялся. Этот неприятный резкий звук я запомнила еще по той встрече в ресторане «Прокоп».