– Благодарю вас, господа! – сказал д'Аджасет.
Дело в том, что на следующий день после этих событий – то есть после визита Тофаны к Екатерине Медичи и дуэли Филиппа де Гастина с Рэймоном де Бомоном и Людовиком Ла Фреттом – его величество король Карл IX, который, как мы уже говорили, обожал охоту, намеревался выехать со всем двором в Медонский лес.
Впрочем, на охоту отправился не весь двор: немного приболевшая королева Елизавета на сей раз осталась в Лувре.
Взамен король взял с собой, помимо своих дорогих братьев – герцогов Анжуйского, Алансонского и короля Генриха Наваррского, своего доброго кузена де Гиза, прелестных сестер Маргариты и Клод, почтенной матушки Екатерины Медичи, того, кого он в последнее время называл ни больше ни меньше как отцом, своим возлюбленным отцом – господина адмирала де Колиньи.
С тех пор как в августе 1570 года был подписан мирный договор – третий за последние пять лет; на сей раз довольно удачный – между католиками и гугенотами, на крайне выгодных для последних условиях, Карл IX воспылал к Гаспару Колиньи, одному из вождей гугенотов, особой любовью.
Он желал, чтобы тот находился рядом с ним беспрестанно, с утра до вечера; не делал ничего без его одобрения. Вот и эта охота, решение о которой было принято еще неделю назад, едва не была отменена в самый ее канун только потому, что господину адмиралу не очень хотелось на нее ехать.
– Если вы, отец, не поедете в Медон, – воскликнул Карл IX, – то и я туда не поеду! Там, где вас нет, мне никогда не бывает весело!
Как не уступить столь любезной просьбе!..
И адмирал де Колиньи, не питавший особого вкуса к охоте, отправился с королем в Медон охотиться на лисицу… А по возвращении, в Лувре, ему предстояло обедать за королевским столом.
Выехав из Парижа на рассвете, двор был в Медонском лесу уже в пять утра… В десять, поприсутствовав при убийстве пяти или шести лисиц, его величество уже отдыхал в замке, прекрасном замке, построенном при Генрихе II по плану Филибера Делорма и принадлежавшем кардиналу Лотарингскому, который, ввиду столь знаменательного визита, приказал накрыть пышный стол.
В полдень двор все еще трапезничал и, казалось, трапеза эта затянется надолго. Король пребывал в прекрасном расположении духа; он выпивал с Колиньи и Генрихом Наваррским и прочитал им свои последние стихи:
– Браво, сир, браво! – вскричали Колиньи и король Наваррский, слушавшие Карла IX с восхищением и вниманием.
– Не правда ли, они прекрасны, стихи короля? – воскликнула Маргарита и, покинув свое место, подошла к креслу брата и встала за его спиной.
– Что ж, если они тебе нравятся, Марго, можешь меня поцеловать! – сказал Карл.
– Охотно, сир!
И Маргарита приложила свои розовые уста к желтоватому и гладкому, как слоновая кость, лбу короля.
Генрих Наваррский вздохнул.
– Почему ты вздыхаешь, Генрих? – спросил Карл, улыбнувшись. – Или этот поцелуй возбуждает в тебе ревность?
– Вовсе нет, сир, – ответил Беарнец. – Разве можно ревновать сестру к брату? Я вздыхаю потому…
– Потому?..
– Потому что, услышав, как вы декламируете столь прекрасные стихи вашего же сочинения, я, к моему великому разочарованию, вынужден признать, что даже за неделю глубокой мыслительной деятельности не смог бы вытянуть из моей головы и единой рифмы.
Король весело погрозил Генриху пальцем.
– Ты так говоришь, братец, но, полагаю, ты просто хвастаешься!
– Как, сир, хвастаюсь тем… что я глуп?
– О, ты далеко не глуп, братец, далеко не глуп! – пробормотал Карл, чокаясь с королем Наваррским, который принял этот слащавый комплимент с присущей ему невозмутимостью.
Несмотря на то, что Екатерина Медичи сидела на противоположном конце стола, напротив Карла IX, и казалась совершенно погруженной в беседу с окружавшими ее дамами и господами, от внимания ее, как обычно, не ускользало ничто из того, что происходило на другой стороне.
Она так же в тот день была более улыбчивой, более любезной, чем обычно. Во время охоты она несколько раз перебрасывалась парой-тройкой приветливых, но ничего не значащих фраз с адмиралом Колиньи, и вот теперь, повторимся, чутко прислушивалась к тому, что говорится в кругу короля, не забывая, однако же, участвовать в разговорах, что велись на ее половине стола… Прислушивалась столь чутко, что когда Карл IX произнес вполголоса эти три слова, выражающие его мнение относительно ума Генриха Наваррского, она повторила насмешливо:
– Да уж, далеко, далеко не глуп!
Карл IX слегка приподнял бровь при столь неожиданном эхо.
– Однако у нашей матушки завидный слух! – шепнул он Маргарите.
– Ваше величество только сегодня это заметили? – ответила тем же тоном будущая супруга Генриха Наваррского. – Там, где она, никогда не следует говорить того, о чем можно потом пожалеть.
Король едва заметно кивнул в знак согласия и, видимо, желая переменить тему разговора, промолвил, осмотревшись кругом:
– Вот так штука! У нас недостает двух охотников! Мы призывали маркиза Альбрицци и его друга, шевалье Базаччо, сопровождать нас в Медон, и мы их не видим! Или они больны? В таком случае, полагаю, им следовало бы извиниться, разве нет?
Карл IX адресовал этот вопрос маршалу де Рецу, который был ответственен за организацию охоты.
– Я удивлен отсутствием господ Альбрицци и Базаччо не меньше вашего величества, – ответил герцог де Рец. – Тем более удивлен, что, вопреки приличиям, эти господа даже не прислали мне никакого извиняющего их письма…
– Хорошенько поискав, мы, возможно, нашли бы здесь несколько персон, которые могли бы просветить нас о причине этого необычного отсутствия… Как и относительно отсутствия двух дворян из моей свиты: господ Рэймона де Бомона и Людовика Ла Фретта.
Эти слова произнес кисло-сладким тоном уже герцог Алансонский, посмотрев поочередно на маршала де Таванна, господ де Бирага, де Шиверни, де Вильруа и нескольких других, которые были свидетелями смертельного сражения Филиппа де Гастина с сыновьями барона дез Адре.
Таванн, Бираг, Шиверни и прочие из числа тех, кому был адресован этот безмолвный вопрос, сохраняли невозмутимость.
Никто из них и не догадывался, что, вопреки принесенной клятве, один из гостей, присутствовавших накануне на званом ужине в особняке д'Аджасета, уже, прежде условленного времени, рассказал обо всем герцогу Алансонскому.
– В любом случае, – продолжал король с улыбкой, – если причина отсутствия господ Альбрицци и Базаччо не является тайной для большинства из здесь собравшихся, пусть те, кому она известна, хранят ее в секрете и дальше. Мы не станем упрекать их в скрытности, которую, вероятно, сочли для себя необходимой. Пойдемте, господа, еще не поздно: надеюсь, перед возвращением в Париж мы еще успеем убить парочку-другую лисиц. Господин кардинал, примите наши поздравления: завтрак был восхитителен. Отец, Генрих, вы идете?