– По двум причинам, – ответила Екатерина. – Первая, и главная, заключается в том, что я уступила – и вы это знаете – ваших сыновей моей невестке, молодой королеве. Теперь они – ее пажи. Не могу же я пойти к госпоже Елизавете и сказать ни с того ни с сего: «Верните-ка мне этих детишек обратно». Вторая же причина – это граф Лоренцано, который и представил Марио и Паоло двору. Даже при условии, что я соглашусь освободить их от службы – с одобрения молодой королевы, нужно еще, чтобы граф Лоренцано лично явился просить меня об этом.
– Граф Лоренцано умирает, – сказала Тофана, – и потому не сможет ходатайствовать перед вашим величеством.
– Если уж граф Лоренцано, их дядя – таковым, по крайней мере, его полагают, не может для них ничего сделать, то что же можете сделать вы, которая им даже неизвестна? Разве Марио и Паоло послушаются вас, когда вы позовете их за собой? А я разве имею право принудить их следовать за вами? Вашим сыновьям так хорошо при дворе, графиня, что они едва ли согласятся покинуть Лувр, особенно единственно из необходимости подчиниться незнакомке – а ведь вы для них незнакомка. Они действительно здесь счастливы, очень счастливы; все их любят, лелеют. Они такие очаровательные! Оставьте! Оставьте! Выкиньте из головы ваши мрачные мысли! Уверяю вас, вы тревожитесь совершенно понапрасну. Никто не тронет этих милых детей. Позвольте им наслаждаться счастьем, а мне – вернуться к работе, к важной работе, которая требует всего моего внимания. До свидания, графиня!
С этими словами Екатерина повернулась к столу. Тофана смотрела на нее диким, блуждающим взглядом.
Как растрогать эту бесчувственную, злопамятную душонку?
– Госпожа королева! – воскликнула она, снова опускаясь на колени.
Екатерина даже не пошевелилась.
– Ваше величество, – продолжала Великая Отравительница, – можете приказать взять меня под арест, но добровольно я не уйду отсюда, пока не получу от вас милостивого ответа.
Королева-мать пожала плечами и, не глядя на собеседницу, холодно промолвила:
– И чего вы добьетесь, если попадете в тюрьму? Разве опасность, угрожающая вашим детям, от этого уменьшится?
– Быть может, мои враги удовлетворятся моим крахом и прекратят вынашивать зловещие планы против двух невинных… О, как только я раньше об этом не подумала!.. Ваше величество, если вам не угодно возвратить мне моих детей, то обещайте, по крайней мере, в ближайшие три дня отослать их из Парижа к любому из преданных вам людей, какого сами выберите, но так, чтобы никто не мог догадаться об их новом местопребывании. Поклянитесь, что сделаете это, госпожа, и я сию же минуту умру у ваших ног!
Кресло Екатерины медленно повернулось на одной из своих задних ножек, являя ее лицом к Тофане.
– Умрете? – осведомилась она. – И как же? Какой смертью?
– Той, которая здесь, внутри! – ответила Тофана, показывая королеве тот самый флакон, который она демонстрировала графу Лоренцано, уверяя последнего, что одной капли содержащейся в пузырьке жидкости будет достаточно, чтобы прекратить его страдания.
Екатерина взяла флакон.
– О, так это, как я вижу, серьезно? Вы действительно боитесь за ваших детей, – сказала она смягчившимся голосом.
– Может ли ваше величество сомневаться, когда, чтобы спасти их, я готова пожертвовать собственной жизнью?
– Гм! Пожертвовать собственной жизнью!.. Ваши яды, которые вы так нахваливали, графиня, отнюдь не оправдали моего первоначального доверия. Те люди, против которых я их использовала, до сих пор еще мозолят мне глаза.
– Я знаю это, госпожа королева. Как знаю и то, что именно поэтому вы перестали благоволить ко мне. Но я не виновата. Свечи были изготовлены правильно.
– Тогда чем вы объясните…
– Тем, что мой враг силен, госпожа, и задался целью расстроить все мои недобрые планы.
– Неужели он может отвратить и то зло, которое совершается по моей воле? Полноте! Назовите мне его имя, если хотите, чтобы я вам поверила… Говорите же! Чего вы боитесь? Ведь мы одни. Ваша откровенность не может вам повредить, а мне окажет большую пользу… Ха! В Париже, в Лувре – так как он должен иметь доступ в Лувр – есть некто, соперничающий со мною. Его имя? Назовите мне его имя!
– Маркиз Луиджи Альбрицци, – пробормотала Тофана.
– Маркиз Луиджи Альбрицци! – повторила Екатерина. – Этот итальянец, который привез в Европу все золото Америки. За что же он вас ненавидит?
– Я отравила его сестру, жену графа Лоренцано.
– Вот как!.. И, чтобы отомстить, он, в свою очередь…
– Отравил графа.
– А после графа хочет наказать еще и вас?.. Понимаю… А кто этот шевалье Карло Базаччо?
– Шевалье Карло Базаччо на самом деле зовут Филипп де Гастин. Это зять барона де Ла Мюра, которого пару месяцев тому назад умертвил, со всем его семейством и друзьями, барон дез Адре. Между тем как маркиз Альбрицци преследует своей местью Лоренцано и меня, Филипп де Гастин ведет свою против сыновей барона дез Адре… и дочерей… Ведь у барона дез Адре есть в Париже две дочери, не так ли?
– Да, да. Одна из них находится при молодой королеве в качестве фрейлины, другая же – в Монмартрском аббатстве… Ха-ха! Стало быть, итальянец и француз объединились ради выполнения схожих задач. Кстати, имеют на это полное право! Только одно для меня остается загадкой: с какой целью они вмешиваются в мои-то дела? Я-то что имею общего с предметами их ненависти?
– Вы покровительствовали мне, госпожа, этого достаточно для того, чтобы маркиз Альбрицци и граф де Гастин записали вас в свои враги.
– Да, понимаю! А они дерзки, эти господа Альбрицци и де Гастин! Значит, вы полагаете, ваши яды не подействовали потому…
– Что господа Альбрицци и де Гастин, зная намерения вашего величества относительно некоторых персон, сделали все, чтобы эти намерения сорвать.
– Стало быть, у них есть шпионы в Лувре, которые сообщают им все мои планы?
Тофана легонько кивнула.
– У них есть золото, госпожа – вы сами сказали, – много золота. А за золото люди продаются с потрохами.
Королева-мать встала, нахмурив брови.
– Меня предают, – пробормотала она, меряя широкими шагами комнату, – меня предают!.. Ах, если бы я только знала изменников!.. О, я их узнаю, обязательно узнаю!.. Приму к сведению ваше сообщение, графиня, и впредь буду осторожнее: теперь в курсе своих дел буду только я сама. В настоящее время для меня безразлично, что некоторым персонам удалось избегнуть моей мести. Я больше не питаю к ним ненависти… Екатерина Медичи, старая Екатерина Медичи была безумна, но рассудок к ней вернулся. Политический интерес отныне преобладает над всеми прочими мелочными интересами. Но постойте, постойте…
Королева-мать подошла к Великой Отравительнице.
– Вы хотите своих сыновей, – сказала она, – вы их получите.