СОКРАТ. Вспомни еще: если, не следуя мнению людей знающих, мы расстроили то, что от здоровья делается лучшим, а от болезни разрушается, то, по разрушении сей вещи – разумею хоть тело – живется нам или нет?
КРИТОН. Да.
СОКРАТ. Стало быть, живется с дряхлым и разрушенным телом?
КРИТОН. О, нет.
СОКРАТ. А живется ли, когда испорчено то, что повреждается несправедливостью и исцеляется справедливостью? Или это – что ни разумели бы мы в себе под именем вещи, в рассуждении которой возможна несправедливость и справедливость – по нашему мнению хуже тела?
КРИТОН. Отнюдь нет.
СОКРАТ. Значит, дороже?
КРИТОН. И гораздо.
СОКРАТ. Следовательно, нам должно, почтеннейший, иметь столь великую заботливость – не о том, что скажет о нас толпа, а о том, что скажет знающий справедливое и несправедливое: этот один и есть истина. Так вот, первый твой совет и не годится, что то есть в справедливом, похвальном, добром и противном тому мы обязаны заботиться о мнении толпы. Но ведь толпа-то, возразит кто-нибудь, в состоянии лишить нас жизни?
Нарушение справедливости всегда находило осуждение у философа. Не должно было быть и ответа несправедливостью на несправедливость или злом на зло, согласно обычаям беспринципной толпы (большинства).
КРИТОН. Да, и то очевидно. Конечно, возразят, Сократ.
СОКРАТ. Ты правду говоришь. Но та-то самая мысль, удивительный человек, которую мы теперь раскрывали, мне кажется, и походит на прежнюю. Смотри, вот и другая: осталась ли она у нас или нет? То есть надобно дорожить не тем, что мы живем, а тем, что хорошо живем.
КРИТОН. Да, осталась.
СОКРАТ. И та осталась, что добродетельно, хорошо и справедливо – одно и то же? Или не осталась?
КРИТОН. Осталась.
СОКРАТ. Давай же, на основании принимаемых нами истин, исследуем, справедливо ли мне пытаться выйти отсюда, против воли афинян, или несправедливо. Если откроется, что справедливо, попытаемся; а когда нет, оставим это. Что же касается до твоих рассуждений о потере денег, о мнении, о воспитании детей, то они, Критон, вовсе не таковы у толпы, которая легкомысленно умерщвляет и без ума оживляла бы, если бы могла. Нет, нам, поколику мы водимся разумом, надобно рассмотреть то, о чем сейчас говорили, то есть: справедливо ли поступим мы, когда заплатим деньги и возблагодарим тех, которые выведут меня отсюда? Справедливы ли будем – и выводящие и выводимые, или, делая все это, оскорбим истину? Если бы такие поступки оказались несправедливыми; то смотри, чтобы не защищаться и быть готовым лучше умереть, или потерпеть что-нибудь подобное, оставаясь здесь и ничего не предпринимая, нежели умышлять неправду.
КРИТОН. Ты, кажется, очень хорошо говоришь, Сократ. Иссследуй же, что нам двлать.
СОКРАТ. Постараемся исследовать общими силами, добрый друг мой, – и если ты будешь в состоянии сказать что-нибудь против слов моих, говори; я готов послушаться тебя; а когда нет, то оставь уже, любезнейший, непрестанно повторять одно и тоже, – что надобно выйти отсюда против воли афинян. Для меня дорого быть убежденным тобою, что это нужно сделать, лишь бы не сделать нехотя. Смотри же, вот начало исследовании, удовлетворит ли оно тебя? Постарайся отвечать на вопросы, как думаешь лучше.
КРИТОН. Хорошо, постараюсь.
СОКРАТ. Скажем ли мы, что по охоте никаким образом не должно делать несправедливость, или допустим, что одним образом должно, а другим – нет? Согласимся ли, – как часто и в прежнее время соглашались, и сейчас говорили, – что оказывание несправедливости отнюдь не есть ни доброе, ни похвальное дело, или все те прежние наши положения в течение сих немногих дней уплыли, – и мы, Критон, рассуждавшие некогда друг с другом серьезно, как люди, дожившие до такой старости, ныне забываемся и ничем не отличны от детей? А может быть, напротив, не то ли совершенно справедливо, что говорили мы тогда? То есть, подтверждает ли толпа, или не подтверждает, надобно ли нам перенести что-нибудь еще тяжелейшее, или легчайшее, – но делать несправедливость несправедливому, каким бы то ни было образом, и преступно и постыдно. Скажем ли это, или нет?
КРИТОН. Скажем.
СОКРАТ. Следовательно, делать несправедливость никак не должно.
КРИТОН. Никак.
СОКРАТ. А если никак не должно, то, вопреки мнению толпы, не должно также платить несправедливое за несправедливость?
КРИТОН. Кажется.
СОКРАТ. Что же теперь? Делать зло, Критон, должно или нет?
КРИТОН. Думаю, не должно, Сократ.
СОКРАТ. Что еще? Терпя, платить злом за зло справедливо ли, как говорит толпа, или несправедливо?
КРИТОН. Вовсе несправедливо.
СОКРАТ. Конечно – потому что между деланием зла и несправедливостью нет никакого различия.
КРИТОН. Твоя правда.
СОКРАТ. Итак, никто не должен ни воздавать нссправедливостью за несправедливость, ни делать людям зло, хотя бы сам и терпел от них что-нибудь подобное. Но, смотри, Критон: соглашаясь с этим, как бы не противоречить мнению. Я ведь знаю, что такие мысли нравятся и будут нравиться немногим. Следовательно, те, которым они нравятся, и те, которым не нравятся, не имеют общего убеждения, но одни необходимо презирают других, потому что видят только собственные помыслы. Всмотрись же хорошенько, точно ли ты согласен со мною и одобряешь это: в таком случае примем за начало нашего совета, что и делать несправедливость, и платить несправедливостью, и страдая, угрожать злом за зло – всегда беззаконно. Или ты отступаешься и не принимаешь вместе со мною этого начала? Ведь мне, что прежде казалось, то и теперь еще кажется: если же тебе показалось нечто иное, говори и научи; а когда остаешься при прежних мыслях, слушай, что следует далее.
КРИТОН. Да, я остаюсь при прежних мыслях и согласен с тобою: однако же говори.
СОКРАТ. Вот и говорю, что следует далее, или лучше спрашиваю: кто сделал с другим договор касательно чего-нибудь справедливого, тот должен выполнить его, или обмануть?
КРИТОН. Выполнить.
СОКРАТ. Сообрази же. Выходя отсюда без согласия общества, делаем ли мы кому-нибудь зло, и притом людям всего менее заслуживающим то, или не делаем? И остаемся ли верными законным условиям, или нет?
КРИТОН. Я не могу отвечать на твой вопрос, Сократ, потому что не понимаю его.
СОКРАТ. Но рассмотри вот как. Пусть мы вознамерились бы бежать, – или как иначе назвать это, – вдруг приходят законы и, вступаясь за общее дело республики, говорят: скажи нам, Сократ, что ты это задумал? Видно предпринимаемым поступком умышляешь, сколько от тебя зависит, причинить в погибель и нам – законам и целому обществу? Разве, по твоему мнению, то общество может еще существовать и не разрушиться, в котором судейские определения не имеют никакой силы, в котором они теряют свою важность и искажаются людьми частными? Что скажем на это и на другое тому подобное, Критон? А в защиту-то попранного закона, повелевающего уважать произнесенные им определения, кто-нибудь, особенно ритор, мог бы сказать многое. Впрочем не дадим ли такой ответ, что общество сделало нам несправедливость и не верно обмыслило свое решение? Это, или что будем отвечать?