Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет - читать онлайн книгу. Автор: Елена Лаврентьева cтр.№ 104

Пушкин уехал, сказав, что приедет за мною в три часа с половиною».

Обедом также называли прием пищи в ночные часы. «Обедали мы ровно в полночь, а беседа и разговоры наши продолжались почти до утра», — читаем в «Воспоминаниях» А. М. Фадеева.

«Во всех приличных собраниях к столу садятся после полуночи…».

И все-таки в Москве европейские обычаи не прижились так, как в Петербурге. Иностранные путешественники сходились в едином мнении: в Москве резче выражен национальный характер, а в Петербурге жители менее держатся своеобразия в образе жизни.

Все иностранные путешественники отмечают необычайное гостеприимство русских дворян. «Нет никого гостеприимнее русского дворянина».

«В то время гостеприимство было отличительной чертой русских нравов, — читаем в "Записках" француза Ипполита Оже. — Можно было приехать в дом к обеду и сесть за него без приглашения. Хозяева предоставляли полную свободу гостям и в свою очередь тоже не стеснялись, распоряжаясь временем и не обращая внимания на посетителей: одно неизбежно вытекало из другого. Рассказывали, что в некоторых домах, между прочим, у графа Строганова, являться в гостиную не было обязательно. Какой-то человек, которого никто не знал ни по имени, ни какой он был нации, тридцать лет сряду аккуратно являлся всякий день к обеду. Неизбежный гость приходил всегда в том же самом чисто вычищенном фраке, садился на то же самое место и, наконец, сделался как будто домашнею вещью. Один раз место его оказалось не занято, и тогда лишь граф заметил, что прежде тут кто-то сидел. "О! — сказал граф. — Должно быть, бедняга помер".

Действительно, он умер дорогой, идя по обыкновению обедать к графу».

Персонаж другого анекдота, рассказанного великой княжной Ольгой Николаевной, умер не перед обедом, а «после своего последнего появления на обеде»: «При воспоминаниях о Москве я не могу забыть князя Сергея Михайловича Голицына… Его стол был всегда накрыт на 50 персон. Об этом существовал анекдот: тридцать лет подряд появлялся в обеденный час у него человек, исчезавший сейчас же после десерта. В один прекрасный день его место осталось незанятым. Куда он девался? Никто не мог ответить на это. Кто такой он был? И этого никто не мог сказать. Тогда стали узнавать, куда он делся, и выяснилось, что он умер ночью после своего последнего появления на обеде. Тогда только узнали его имя. Это очень показательно для беспечной патриархальной жизни прежней России».

По словам французской актрисы Фюзиль, жившей в России с 1806 по 1812 год, «в русских домах существует обычай, что раз вы приняты, то бываете без приглашений, и вами были бы недовольны, если бы вы делали это недостаточно часто: это один из старинных обычаев гостеприимства».

«Известно, что в старые годы, в конце прошлого столетия, гостеприимство наших бар доходило до баснословных пределов, — пишет П. А. Вяземский. — Ежедневный открытый стол на 30, на 50 человек было дело обыкновенное. Садились за этот стол, кто хотел: не только родные и близкие знакомые, но и малознакомые, а иногда и вовсе незнакомые хозяину».

У Всеволода Андреевича Всеволожского «даже в обыкновенные дни за стол садилось 100 человек».

«Едем с женою к гр. Вязмитиновой; звала обедать, да нельзя: отозваны мы к Хрущовым богачам, на Пречистенку ^[88], — пишет А. Я. Булгаков брату — вообрази, что у них готовят обед на 260 человек».

Знаменитый балетмейстер И. И. Вальберх сообщает из Москвы жене в 1808 году: «Я всякий почти день бываю у Нарышкина, он очень ласков со мной; но это может быть для того, чтоб я его ничего не просил, да, правду сказать, и нет время: у него всякий день человек по пятидесяти…».

По словам Э. И. Стогова, в доме сенатора Бакунина «всякий день накрывалось 30 приборов. Приходил обедать, кто хотел, только дворецкий наблюдал, чтобы каждый был прилично одет, да еще новый гость не имел права начинать говорить с хозяевами, а только отвечать. Мне помнится, что лица большею частью были новые… После обеда и кофе незнакомые кланялись и уходили».

На 30 человек в будние дни был обед и у графа А И. Остермана-Толстого. «С ударом трех часов подъезд запирался, — вспоминает Д. И. Завалишин, — и уже не принимали никого, кто бы ни приехал. В воскресенье стол был на 60 человек, с музыкой и певчими, которые были свои; обедали не только в полной форме, но и шляпы должны были держать на коленях».

К числу причуд хозяина «относилось еще и то, что у него в обеденной зале находились живые орлы и выдрессированные медведи, стоявшие во время стола с алебардами. Рассердившись однажды на чиновничество и дворянство одной губернии, он одел медведей в мундиры той губернии».

Не столь многолюдны были «родственные» и «дружеские» обеды. «К обеду ежедневно приезжали друзья и приятели отца, — рассказывает сын сенатора А. А. Арсеньева, — из которых каждый имел свой jour fixe ^[89]. Меньше 15 — 16 человек, насколько я помню, у нас никогда не садилось за стол, и обед продолжался до 6-ти часов».

Суеверные хозяева строго следили, чтобы за столом не оказалось 13 человек Вера в приметы и суеверия была распространена в среде как помещичьего, так и столичного дворянства.

«Батюшка мой, — пишет в "Воспоминаниях о былом" Е. А. Сабанеева, — был очень брезглив, имел много причуд и предрассудков… тринадцати человек у нас за столом никогда не садилось».

В эту примету верил и близкий друг А. С. Пушкина барон А. А. Дельвиг. По словам его двоюродного брата, «Дельвиг был постоянно суеверен. Не говоря о 13-ти персонах за столом, о подаче соли, о встрече с священником на улице и тому подобных общеизвестных суевериях».

Не менее дурным предзнаменованием считалось не праздновать своих именин или дня рождения.

Приятель Пушкина по «Арзамасу», знаток театра, автор популярных «Записок современника» С. П. Жихарев писал: «Заходил к Гкедичу пригласить его завтра на скромную трапезу: угощу чем Бог послал… Отпраздную тезоименитство свое по преданию семейному: иначе было бы дурное предзнаменование для меня на целый год».

«Итак, мне 38 лет, — сообщает в июле 1830 года своей жене П. А. Вяземский. — … Я никому не сказывал, что я родился. А хорошо бы с кем-нибудь омыться крещением шампанского, право, не из пьянства, а из суеверия, сей набожности неверующих: так! Но все-таки она есть и надобно ее уважить».

Побывавший в конце XVIII века в России француз Сегюр не без удивления отмечает: «Было введено обычаем праздновать дни рождения и именин всякого знакомого лица, и не явиться с поздравлением в такой день было бы невежливо. В эти дни никого не приглашали, но принимали всех, и все знакомые съезжались. Можно себе представить, чего стоило русским барам соблюдение этого обычая; им беспрестанно приходилось устраивать пиры».