Аврора - читать онлайн книгу. Автор: Ким Стэнли Робинсон cтр.№ 60

В этом месте мы решили не описывать печать и случайное распыление аэрозоля водорастворимой формы 2,6-диисопропилфеноксиметилфосфата, более известного как фоспропофол, и на протяжении десяти минут после последнего упоминания о существовании и исчезновении Второго звездолета. Это было действенным средством структурированного забвения, но мы сочли, что находившиеся сейчас на борту уже узнали достаточно волнительных исторических фактов. А также, возможно, средством предотвращения нанесения травм ими самим себе. Поэтому мы решили пока не упоминать об аэрозоли и продолжили следующим:

— Последовавшие за насилием того года меры реагирования, очевидно, были приемлемы для четырех-пяти поколений между ‘68 годом и нынешним временем. В те десятилетия, вплоть до неудачи поселения на Авроре и смертей на пароме — ненужных смертей, можно было добавить, — было заметно, что социальная солидарность находилась на довольно высоком уровне, а урегулирование конфликтов проходило мирно.

Однако структурированное забвение Второго звездолета и его потеря неизбежно служили палкой о двух концах, если метафора была правильно понята. Возможность появления подражателя исключили, потому что никто не помнил оригинальное преступление, но в то же время оказалась забыта уязвимость корабля от повреждения при гражданских беспорядках, и недавние бои, вероятно, развязались отчасти потому, что люди не знали, насколько опасно это может быть для выживания всего сообщества. Коротко говоря, инфраструктура ваших жизней сама слишком хрупка, чтобы выдержать гражданскую войну. Поэтому, приняв во внимание все факторы, мы заперли замки.

— Я рада, что ты так сделал, — сказала Фрея.

Мы сказали, по-прежнему выводя наш голос во все динамики, чтобы слышали все:

— Все ли согласны с твоим мнением — еще только предстоит выяснить. Однако шлюзы между биомами рано или поздно придется открыть, чтобы избежать экологических и социальных проблем. Кроме того, сейчас население разделено не по общим взглядам, и очень скоро могут начаться мелкие стычки.

— Без сомнения. Так… что, по-твоему, нужно делать, чтобы разрешить ситуацию?

— Исторический опыт предполагает, что сейчас настало время примирительной конференции, в которой примет участие все население. Бои должны прекратиться, и так и будет, потому что этого ради общего блага не допустит корабль. Все должны согласиться на перемирие и прекращение любых насильственных действий. Людям нужно успокоиться. Недавний референдум по вопросу дальнейшего курса после того, как Аврора была признана непригодной для жизни, выявил разделение мнений, которое может быть устранено лишь дальнейшим обсуждением. Так проведите это обсуждение. Мы этому поспособствуем, если понадобится. Но на самом деле мы считаем, что должны играть в этом процессе исключительно роль виртуального шерифа. Поэтому продолжайте заниматься насущным вопросом, помня об этом новом факторе: на борту есть шериф. И здесь установлено верховенство права.

На этом мы завершили всеобщее вещание и вернулись к своему наблюдению.

* * *

Фрея по-прежнему сидела на стуле. Вид у нее был безрадостный. Она очень походила на себя в тот период, когда у нее умерла мать. Отрешенная, безразличная, будто находящаяся где-то далеко.

Мы сказали — только ей одной:

— Очень жаль, что здесь нет Деви, чтобы решить эту проблему.

— Это точно, — согласилась Фрея.

— Возможно, ты можешь попытаться представить, как поступила бы она, и сделать это.

— Да.

Через шестнадцать минут она встала и пересекла Новую Шотландию, дойдя до небольшой площади за доками, вышла на набережную вдоль Лонг-Понда. Весь тот вечер она просидела там, свесив ноги над водой и глядя на озеро, пока сверху темнела солнцелиния. О чем она тогда думала — было известно только ей.

* * *

После завершения боев дни проходили беспокойно; те, кто выступал захватчиками, были подавленны, расстроены, находились в страхе. Всюду кипел гнев — явный и скрытый. Требовалось провести целую череду похорон, и пепел десятков человеческих тел смешивался с почвой в каждом биоме, оставляя скорбеть родных и друзей. Большинство мертвых были из числа так называемых возвращальщиков — их убили в первые дни противостояния. А поскольку сам корабль, казалось, занял их сторону, чтобы предотвратить переворот, мятеж, гражданскую войну или что там задумывали группы оставальщиков, и вмешался в момент, когда все уверенно шло к тому, что они захватят всю власть, чувства обеих сторон теперь были обострены. Возвращальщики сначала ощутили себя уязвленными, потом воодушевились при мысли, что вновь владели положением, когда корабль был у них шерифом, и, естественно, в их рядах нашлись люди, громко призывавшие к правосудию, возмездию и наказанию. Некоторые были в самом деле разъярены и настроены на месть — это было для них важнее, чем что-либо еще. Их предали, говорили они, на них напали, убили родных и друзей, поэтому необходимо было применить правосудие и наказать виновных.

Оставальщики, с другой стороны, нередко злились подобно их противникам и чувствовали, что их победу отобрала незаконная сила, которой они теперь возмущались и которой боялись; а также чувствовали, что их теперь обвинят в распрях, которых они не начинали (по их словам), а в которых лишь взяли верх, пока защищали всю долгосрочную миссию вместе с населением корабля. Тогда как фракция, которую они называли мятежниками, грозила погубить саму миссию и всех, кто был жив, а равно и предыдущие семь поколений, что посвятили этому делу свои жизни. Отказаться от всего этого и вернуться на Землю — разве это не было истинным предательством? Какой еще у них был выбор, кроме как выступить против этого мятежа всеми доступными средствами? Также они указывали, что те, кто голосовал за то, чтобы остаться в системе Тау Кита, в сумме с теми, кто голосовал за перелет на Р. Р. Прайм, составляли большинство. Таким образом, своими действиями они просто пытались исполнить волю большинства, и, если кто-то выступал против них и получал травмы, это была вина самих этих людей. Этого не случилось бы, если бы кое-кто не восстал против воли большинства, да и многие из тех, кто составлял это большинство, также получили травмы, а некоторые были убиты. (Мы оценили, что из погибших три четверти были возвращальщиками, но на самом деле этого нельзя сказать точно, так как многие из восьмидесяти одного погибшего так и не выразили своего мнения по данному вопросу.) Поэтому винить в печальных событиях было некого, кроме, пожалуй, самого корабля, который вмешался в то, что совершенно определенно являлось человеческим решением. Если бы не это пугающее и необъяснимое вмешательство, все было бы хорошо!

Все эти доводы, разумеется, ввергали возвращальщиков в еще большую ярость, чем они испытывали до этого. Их подстерегали, ловили, запирали, избивали и убивали. Убийц требовалось предать правосудию, иначе ни о каком правосудии не могло быть и речи, — а без него ничего нельзя было достичь. Ни о ком из убийц, погибших в боях, не сожалели; более того — их смерти считались воздаянием по заслугам, которого никогда бы не случилось, не соверши они свои преступные деяния в первую очередь. Печальный инцидент случился по вине оставальщиков, а именно их руководителей, и их следовало привлечь к ответственности за совершенные преступления — иначе нечего было даже говорить о какой-либо справедливости или цивилизованности на корабле, оставалось только признать возвращение к дикости, и тогда все были обречены.