Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира - читать онлайн книгу. Автор: Грегори Кларк cтр.№ 89

Успех железнодорожной линии Ливерпуль — Манчестер в 1830-х годах (к 1840-м годам акции этой железной дороги продавались по цене вдвое выше номинала) открыл длительный период инвестиций в железнодорожное строительство. На рис. 14.9 показан быстрый рост железнодорожной сети в Англии с 1825 по 1869 год: за это время в относительно небольшой стране было проложено более 12 тыс. миль путей. Темпы инвестиций и строительства были настолько высоки, что историки-экономисты говорят о «железнодорожных маниях» 1839 и 1846 годов. Железные дороги поглощали большую часть всех вложений в основной капитал в Англии в середине XIX века.

РИС. 14.9. Строительство железных дорог в Великобритании, 1825–1867 годы. Данные из: Mitchell and Deane, 1971, p. 225

Но и в этом случае стремление участвовать в прибылях быстро снизило их до весьма скромных значений (см. табл. 14.6). Даже в первом десятилетии железнодорожного строительства норма прибыли на инвестируемый капитал была невелика. К 1860-м годам реальная прибыль от железных дорог — то есть прибыль от реально инвестированного капитала — была не выше, чем от очень надежных инвестиций в государственные облигации или сельскохозяйственные земли. И хотя железнодорожные линии являлись местными монополиями, они все же находились в непрерывной конкуренции друг с другом посредством окольных маршрутов.

ТАБЛИЦА 14.6. Нормы прибыли на капитал, инвестированный в железные дороги, находившиеся в британском владении, 1830–1912 годы

ИСТОЧНИКИ: до 1860: Arnold and McCartney, 2005, table 2. После 1860: Davis and Huttenback, 1986, table 3.8.

Так, если, например, Большая западная линия контролировала путь из Лондона в Манчестер, то перевозка грузов и пассажиров между этими городами могла осуществляться по линии вдоль восточного побережья с пересадкой на линии других компаний. Прибыль и в этом секторе вдохновляла на подражание, и инвестиции в железные дороги перестали приносить большую отдачу Главными выигравшими снова оказались потребители.

Именно по этой причине в Великобритании в отличие от США существует очень мало университетов и крупных благотворительных фондов, основанных частными спонсорами. Промышленная революция не привела к появлению в Англии огромных частных и семейных состояний. К 1860-м годам слой богатых англичан по-прежнему состоял в основном из потомства земельной аристократии. Из 379 человек, умерших в Великобритании с 1860 по 1879 год и имевших на момент смерти состояние в размере не менее 500 тыс. фунтов, 256 (68 %) были обязаны своим богатством унаследованным землям. Как мы видели в главе 11, лишь 17 (4 %) были текстильными магнатами, несмотря на то что именно текстильная отрасль обеспечила рост производительности во время промышленной революции ^[331].

Таким образом, отсутствие внутренней взаимосвязи между ускорением технического прогресса и повышенной прибылью, когда основные плоды технического развития достаются потребителям, позволяет лучше понять тенденцию к выравниванию доходов, сопровождающую экономический рост после промышленной революции.

Силы, приведенные в движение промышленной революцией, насаждают в обществе равенство и социальную гармонию. Однако, как мы увидим в следующей части книги, промышленная революция привела к заметному возрастанию различия в доходах между обществами. До промышленной революции богатые и бедные общества были близкими соседями. Сейчас же они стали дальними родственниками, взирающими друг на друга через национальные границы и расширяющийся разрыв в доходах.

К середине XIX века эффективность британской экономики возрастала с беспрецедентной скоростью. То, что этот рост эффективности основывался не на накоплении физического капитала и эксплуатации естественных ресурсов, а на приобретении знаний, казалось, указывало на скорое распространение технологий промышленной революции и созданных ею отраслей по всему земному шару: ведь если поиск новых знаний — задача сама по себе непростая, то заимствование чужих изобретений зачастую не составляет никакого труда.

Рост процветания и экономического могущества в Великобритании производил сильное впечатление как на иностранцев, так и на их правительства, тем более что он сопровождался наращиванием военной и политической мощи. Поэтому вскоре со стороны частных лиц и государств начались попытки перенять новые британские технологии. Ряд английских парламентских актов XVIII века ограничивал эмиграцию специалистов и экспорт машин, планов и моделей в текстильной и прочих отраслях. Лишь после 1825 года специалисты получили право работать за границей, и лишь в 1842 году были сняты все ограничения на вывоз оборудования ^[333]. Однако Англия по-прежнему кишела иностранными сановниками, промышленными шпионами, авантюристами и будущими промышленниками, изучавшими местные фабрики, литейные цеха, шахты и железные дороги. Опытных рабочих регулярно пытались выманить за границу самыми щедрыми посулами. Несмотря на тяготы путешествий, а также языковые и культурные барьеры, на эти предложения откликались тысячи людей ^[334]. Вероятно, усилия британского правительства защитить секреты ремесла во время промышленной революции были столь же безуспешны, как и попытки короля Кнута обратить вспять прилив.

В табл. 15.1 приводится скорость распространения хлопкопрядильных фабрик, паровой машины Уатта и железных дорог по странам мира. За эту скорость принимается время от внедрения новой разработки в Великобритании до первого известного момента ее использования в других странах. Очевидно, что распространение инноваций происходило с запозданием. Для стран Западной Европы оно составляло порядка 13 лет, для стран Восточной и Южной Европы более характерной была цифра в 22 года, для Индии — 35 лет, для Латинской Америки — 52 года. Подобные задержки влекли бы за собой скромные различия в уровне эффективности соответствующих экономик. Однако при таких темпах роста эффективности, которые наблюдались в Англии во время промышленной революции, даже в такой стране, как Индия, вследствие опоздания с заимствованием самых современных технологий доход на душу населения был бы лишь на 17 % ниже, чем в Англии.