Нюрнбергский дневник - читать онлайн книгу. Автор: Густав Марк Гилберт cтр.№ 112

Кейтель сидел, выпрямившись, не говоря ни слова, он протянул своему защитнику записку, в которой просил его ни в коем случае не задавать Редеру вопросов, связанных с его негативными высказываниями. Охранникам удалось подслушать, как Ширах сказал Редеру, что отнюдь не собирается упрекать его за сказанное им в заявлении о Геринге. «Рейхсмаршал был в курсе всего происходившего в Германии больше, чем кто-либо другой из сидящих сейчас на этой скамье. И хотя он признал большую часть своей ответственности, он повинен куда больше остальных на этой скамье». Это спонтанное высказывание Шираха, в недавнем прошлом почитателя героической фигуры бывшего рейхсмаршала, указывало на изменение его отношения к Герингу, даже если принять во внимание, что это говорилось в отсутствие последнего.

Утреннее заседание.

(Пока спорили представители правосудия Йодль и Кейтель что-то возбужденно говорили своим защитникам. Йодль громко произнес: «Оставьте его!», а Кейтель сказал: «Нет!» Дёниц, насупившись, откинулся на спинку стула и молчал. Гесс заливался идиотским смехом и, будто король над шутами, от души потешался над почившим в бозе авторитетом военных. Риббентроп, перегнувшись через барьер, о чем-то бойко говорил с доктором Хорном. Адвокаты, сгрудившись, что-то активно обсуждали.)

Обеденный перерыв. За обедом Кейтель дал волю своему недовольству по поводу письменного заявления Редера. Он считал невероятным, что Редер позволил себе высказаться в его адрес подобным образом, и со стороны судей было весьма тактичным не позволить огласить этот документ перед судом.

Дёниц пытался скрыть свое раздражение, заметив лишь, что с каждым днем он становится мудрее. Ощущая потребность в оправдании, он впервые за несколько недель заговорил с Шахтом, Нейратом и Папеном, как с политиками, и в разговоре с ними предположил, что на Редера в Москве, вероятно, оказывалось давление. Скорее всего, Редер так и не понял, что он, Дёниц, стремился оттянуть срок капитуляции с единственной лишь целью — обеспечить немцам отход на запад, но уж никак не ради затягивания войны.

Йодль пояснил мне, почему он был бы не против оглашения этого документа. Он списал для себя фрагмент московского заявления, касавшийся непосредственно его самого, и прочел мне, подчеркнув, что даже Редер сумел понять, что он, Йодль, в отличие от Кейтеля, во взаимоотношениях с Гитлером неизменно проявлял твердость характера и нередко даже настаивал на своем.

Я показал Йодлю статью в «Старз энд страйнс», посвященную процессу в Дахау о расстреле 500 американских военнопленных на участке фронта под Мальмеди и на других участках. В этой статье приводилось высказывание Зеппа Дитриха. Он сообщил, что 6-я танковая армия СС получила приказ Гитлера «сражаться, позабыв о всякой человечности».

Йодль заявил, что считает абсолютно невозможным, что Зепп Дитрих мог получать или же отдавать приказы на расстрел военнопленных. Это сразу бы стало известно ему, Йодлю, или Рунштедту, а, узнав об этом, ни тот, ни другой, разумеется, ничего подобного не потерпели бы. Фактически на этом участке было взято в плен около 74 000 англо-американских солдат и офицеров (цифра явно преувеличена, причем во много раз!), что может служить лишним подтверждением тому, что такого приказа не было.

Йодль считал Зеппа Дитриха честным и порядочным солдатом, а гиммлеровские теории «нордического превосходства» вызывали у командующего 6-й танковой армией лишь смех. Кальтенбруннер тоже готов был вступиться за СС. Йодль и Кальтенбруннер считали, что все дело в пресловутых монологах Гитлера, которые он имел обыкновение произносить в ставке ОКХ, в них фюрер неизменно призывал «позабыть о всякой пощаде врагу». Естественно, кое-что могло просочиться и до командующих низового уровня. И кое-кому из них захотелось блеснуть перед Гитлером, и они под свою личную ответственность отдали приказ о том, чтобы пленных не брать. Кальтенбруннер даже попытался воспроизвести эти призывы Гитлера: борьба с фанатичным упорством, вас ничто не должно сдерживать, жертвуйте собой ради фатерланда, покажите миру свое бесстрашие и решимость идти до конца и т. п.

Именно такими, по их мнению, были обстоятельства зверской расправы над американскими летчиками под Мальмеди.

Тюрьма. Вечер

Камера Дёница. Дёниц сокрушался по поводу московского заявления Редера. Переодеваясь в тюремную одежду, он жаловался мне:

— Повторяю вам без конца одно и то же. Я просто понять не могу, отчего тот, кто готов был пойти за Гитлером в огонь и в воду, вдруг пытается представить все совершенно в ином свете. Из его высказываний в мой адрес можно понять лишь одно: русские оказывали на него давление. Я ему сегодня утром сказал, что он ни в коем случае не должен был ничего писать. Я всегда избегал и слова написать или заявить нечто такое, что навредило бы кому-нибудь из нас… Он утверждает, что я превратил флот в посмешище, приняв руководство над северным участком; ведь каждому известно, что я вынужден был пойти на это из-за наличия на севере портов, без которых флоту никак не обойтись… Потом он обвиняет меня в проволочках, якобы допущенных мною при подписании капитуляции. Все это писано под давлением русских. Вероятно, ему захотелось произвести на них хорошее впечатление.

Я попытался выяснить некоторые детали его личного отношения к Редеру, но Дёниц на мои уловки не поддавался и лишь заявил, что они никогда не были друзьями — Редер на 16 лет старше его.

22 мая. Адмиралы

Обеденный перерыв. За обедом Дёниц не скрывал своей радости по поводу полученных им от адмирала Нимица ответов на некоторые свои вопросы.

— Знаете, что он сказал? Он уже на следующий день после Пёрл-Харбора распорядился о «неограниченном ведении войны» на всей акватории Тихого океана! Изумительный документ!

Сидевшие неподалеку Риббентроп с Редером также восторгались документом, который показал им Дёниц.

— Смотрите-ка, — не скрывал своего удовлетворения Редер, — «неограниченное ведение войны»! Победитель вправе позволить себе всё! Вот только побежденному воспрещается!

Риббентроп, судя но всему, замыслил сослаться на распоряжение Нимица для оправдания нарушения Мюнхенского соглашения.

— Вот вам, пожалуйста — «неограниченное ведение войны» на всей акватории Тихого океана, где Америке и делать нечего! А когда мы сделали своим протекторатом Богемию и Моравию, тысячу лет принадлежавшие нам, это, оказывается, агрессия!

— Если исходить из обстановки в целом, различие все же есть, — пояснил я. — Вами в Мюнхене было подписано соглашение, что вы претендуете лишь на Судетскую область, а нас в Тихом океане атаковали без предупреждения. Должно же быть, наконец, различие между нападением и обороной.