— Известно. Артур сказал.
— Что он вам сказал?
— Что Антонина который день не появляется ни дома, ни в кафе.
— И больше ничего?
— Больше ничего.
— Ваше отношение к случившемуся?
— Волнуюсь, беспокоюсь.
— За Савостину?
— Больше за Артура. Мне его жалко.
— Почему?
— Потому что переживает. Места не находит. Даже стал выпивать.
— Это нехорошо. А как вы считаете, что могло случиться с Антониной? Обиделась, ушла, загуляла? Ей ведь было больно, что у мужа появилась молодая любовница.
— Конечно. Кому было бы такое приятно?
— Вам что-нибудь известно о завещании, которое Савостина составила в пользу супруга? — подхватил допрос Гринько.
— Артур что-то говорил, но мне это неинтересно, — ответила Настя.
— Вам неинтересна жизнь вашего возлюбленного?
— Интересна. Но вовсе не из-за какого-то завещания. Как только разведется, мы сразу уедем. Рожу, и уедем.
— Кстати, насчет «разведется», — снова подключился в перекрестный допрос капитан. — Гражданин Гордеев говорил вам по поводу завещания, оставленного супругой?
— Что-то говорил, но что конкретно, я не помню.
— И не посвятил вас в некоторые любопытные положения этого завещания?
— Сказала же, мне это не нужно.
— Но я все-таки озвучу одно из положений. Это важно. По памяти, правда. — Муромов поднял глаза к потолку, медленно стал вспоминать. — Послушайте внимательно, девушка… Если Гордеев Артур Константинович решит развестись с гражданкой Савостиной, никакого наследства он не получает. Ни гроша, ни копейки, никакой недвижимости. Понимаете, о чем речь?
— Мы уедем. Как только рожу, уедем, — повторила Анастасия. — Я устала от всего этого.
— А если ваш возлюбленный не захочет уезжать, а останется жить с Савостиной? Все из-за того же завещания, к примеру. Ведь наследство весьма серьезное, сами догадываетесь.
— Бред.
— Не бред, дорогая. Вовсе не бред, — усмехнулся майор, сев поудобнее. — Вам не приходила мысль, что исчезновение гражданки Савостиной как раз связано именно с завещанием?
— Совсем чокнулись?
— Я?
— Вы.
— Вроде пока не ощущаю. Так вот, уважаемая, давайте рассмотрим следующую версию. Гражданка Савостина исчезает, ее не находят, брак автоматически аннулируется. И в результате что?
— Я не хочу это слушать.
— Потерпите… Так вот, в результате никто ни от кого не уходит, завещание не подвергается никакому пересмотру, и все богатство, накопленное покойным Михаилом Савостиным и его бывшей супругой, без проблем переходит в руки гражданина Гордеева. Интересная перспектива?
— Хотите сказать, что он ее… убил?
— Это вы сказали. А я всего лишь размышляю.
Анастасия молчала, глядя широко открытыми глазами в стену перед собой.
— Согласитесь, — продолжал Гринько, — это не бред сумасшедшего или, как вы сказали, «чокнутого». Все вполне логично. Что скажете, уважаемая?
Настя продолжала молчать.
— Вы меня слышите?
— Оставьте меня, — прошептала она.
— Нет уж, потрудитесь ответить. Мы с вами не в детский сад играем. Итак, ваше мнение по поводу пропажи Савостиной и завещания?
Настя вдруг побелела, всхлипнула, откинула назад голову, стала медленно сползать со стула.
Полицейские бросились поднимать ее.
— Доктора!.. Срочно доктора!
Артур вбежал в гостиницу, отмахнулся от что-то крикнувшего ему администратора, по ступенькам бросился на третий этаж. Влетел в номер, кинулся к стоявшей у окна Насте. Она обхватила его за шею, забилась в истерике.
— Что? — допытывался Артур. — Что они тебе сказали?
— Родной, милый, любимый, — бормотала она, — уедем отсюда. Я не хочу больше. Ничего не хочу. Пожалей меня, Артур! Я могу лишиться ребенка.
— Что они тебе сказали? — снова заорал Артур.
— Ничего не сказали. Спрашивали. Говорили про какое-то завещание и что чуть ли не ты убил Антонину.
— Они так сказали?
— Почти, — плакала Настя. — Говорили, что не хочешь уезжать из-за этого завещания. Из-за богатства. Умоляю, уедем. Сегодня, сейчас. Деньги у нас пока еще есть.
— Не могу. Не имею права.
— Почему?
— Мне не разрешено. Я дал расписку о невыезде. Схватят на любой станции.
Настя вытерла слезы, беспомощно спросила:
— И что же нам делать?
— Ждать.
— Чего?
— Пока Тося или вернется, или… пока не найдется.
— Думаешь, найдется?
— Не знаю. Не уверен. — Артур принялся целовать ее лицо. — Все будет хорошо. Главное, не нервничай. Береги себя. Это для нас главное.
Пантелей провожал Антонину до автобусной остановки. Бережно придерживал за локоть, не давал идти слишком быстро, бормотал:
— Не спеши, Тоня. Успеешь. До автобуса еще пятнадцать минут.
— Волнуюсь что-то, — усмехнулась она.
— А чего волноваться? Если вдруг там у тебя что-то не так, возвращайся.
— К тебе, что ли?
— К кому ж еще? Готов принять. Ты женщина спокойная, добрая, даже красивая.
— Ты тоже симпатичный.
— Знаю. Поэтому и думаю: чем мы не пара?
— Я уже говорила, меня дома ждет человек.
— Как он ждет, если ни разу не позвонил, не побеспокоился. Я бы из-за такой весь свет перерыл бы. С утра до утра звонил бы!
— А куда звонить? Телефона-то ни у тебя, ни у меня нет.
— Не имеет значения. По радио бы сообщил, по телевизору выступил. А вдруг с тобой что-то серьезное стряслось?
— Видишь, не стряслось. За что тебе спасибо, Пантелей.
Подошли к автобусной остановке, солнце слепило глаза, отчего мужичок беспомощно щурился. Повернулся к Антонине, тихо вдруг попросил:
— Тонь… Может, все ж останешься? Халабуду снесут, обещают однокомнатную квартиру в городе. А если распишемся, то и двухкомнатную могут.
— Нет, — усмехнулась она. — Не готова к такому.
— А я не тороплю. Поживешь, подумаешь, привыкнешь. Я ведь незлобливый и по хозяйству кое-чего могу.
— Пантюша, — улыбнулась Антонина. — Неужто влюбился?
— Пока еще нет. Но уже нравишься. Такой красивой давно не видел. И статной. Я ведь десять лет один. Подумай, Тонь.