— Так какие вопросы, Тося? Над головой никто не стоит, в шею никто не гонит, в спину никто не дышит.
Вышли на самую середину озера, причал и город остались сзади довольно далеко, катающихся видно не было.
— Опусти весла, — попросила Антонина. — Пусть лодка сама идет.
Артур выполнил ее просьбу, бросил весла, откинулся назад.
— Лепота-а-а-а!
— Артур.
— Ну?
— Сижу, гляжу на тебя, думаю… Чего нам не хватает?
— Мне, например, всего хватает. А тебе?
— Мне не хватает.
Артур сел ровнее:
— Если скажешь «любви», поедем обратно.
— А если и правда мне ее не хватает?
— Тось… Не начинай, да?
— Тебя это злит?
— Просто надоело. Каждый день одно и то же.
— По-моему, я давно ничего такого не говорила.
— А глаза? А когда молчишь? А когда делаешь вид, что ничего не слышишь? Думаешь, это не говорит?
— А когда ненавижу?
— И это говорит. Поэтому давай не будем об этом! Отдыхать приехали, а не талдычить одно и то же.
Антонина помолчала, негромко произнесла:
— Я тебя ненавижу.
— А себя? — резко повернулся к ней Артур.
— Себя, наверное, тоже.
— Подсказать за что?
— Не нужно. Сама знаю.
Артур чуточку привстал, придвинулся к ней, заговорил хрипло, с надрывом:
— А я все же кое-что напомню, дорогая супруга… Про мужа твоего напомню. Про Михаила Ивановича. Которого ты сначала окрутила, а потом придушила. И на меня запрыгнула. На молодого кобелька! Может, за это себя ненавидишь?
— Гадина.
— Да, я гадина!.. Гадина! Но не бо́льшая, чем ты! Да, продался, да, скурвился, да, клюнул на халяву! И теперь хлебаю! По полной!
Антонина постепенно начинала сатанеть.
— Дам в морду.
— Ну, дай! Дай!.. Посмотрим, что из этого получится.
— Заткнись, мразь.
— Нет уж, дорогая, не заткнусь. Скажу про все, что накипело. Может, другого раза не будет. — Артур подсел совсем близко. — Нажрался, наелся, поперек глотки уже. Больше хочу! Хочу, чтобы отцепилась. Чтоб исчезла. Чтоб больше я не знал и не видел тебя! Гори огнем твой дом, твое кафе, все твое хозяйство. Все, что досталось от покойника. Я теперь счастливый! У меня девушка, которую я люблю, которую хочу, которая принесет мне ребенка. Выздоровеет, придет в себя, уедем, лишь бы не знать тебя. С моей любимой. С Настей!
Антонина молчала, не сводя с него черных от ненависти глаз.
— А хочешь, я в чем-то тебе признаюсь? — спросила тихо.
— Не хочу. Хватит. Оглох уже. Едем обратно.
Он хотел развернуться к веслам, но Антонина резко рванула его на себя:
— Нет, послушай. — Она поднялась, увлекая за собой Артура. — Не хотела. Не могла про это говорить. Но теперь решилась. Потому что ты должен знать, как я ненавижу тебя и твою любимую. Это я, слышишь, я подговорила покалечить твою Настю. Чтоб жила уродиной, чтоб не родила, чтоб ты ее бросил так же, как и меня.
— Что ты сказала? — Артур медленно отцепил ее руки от своей куртки.
— Сказала то, что слышал! Можешь убить, выбросить из лодки, утопить. Мне все равно! Мне больно, что она выжила. Больно, что будет с тобой! Больно, что никогда не прощу тебя! Но вам все равно никогда не будет счастья.
Гордеев ударил ее в лицо коротко и сильно. Антонина охнула, ухватилась за него, но последовал второй удар — такой же резкий и под дых.
Антонина взмахнула руками, попыталась снова зацепиться за мужа, но не удержалась, тяжело и грузно свалилась за борт.
Лодку сильно качнуло, Антонина ухватилась было за борт, но ладони соскользнули, она принялась лихорадочно бить руками по воде.
Смотрела на стоявшего в полный рост Артура, просила, захлебываясь:
— Артур… Помоги, Артур… Тону. Прошу тебя…
Тот не двигался, не сводил с жены глаз.
Тяжелая одежда тянула Антонину под воду, от беспорядочных взмахов руками ее относило все дальше от лодки, она пыталась поднять подбородок повыше, но волосы забивались в рот, не давали дышать.
— Артурчик, родной… Тону…
Вода сомкнулась над ее головой, стала медленно расходиться кругами, пока не успокоилась.
Артур сел за весла, неторопливо вскинул их и, налегая всем корпусом, направился в сторону причала.
Причал был совершенно пустой. Артур пришвартовал лодку, накинул цепь на столбик, огляделся, направился к стоявшей поодаль машине.
Завел, еще раз огляделся, увидел целующуюся на берегу парочку и рванул в сторону города.
В городе остановился в узком незнакомом переулке, заглушил двигатель, спрыгнул на асфальт, размахнулся, с силой забросив автомобильные ключи в дальние заросли.
Услышал звонок мобильника, увидел, что звонит Настя, отвечать не стал, зашагал к оживленной улице.
Возле кафе он был через час. Расплатился с таксистом, отряхнул смятые брюки, направился к кафе.
Клиентов было достаточно, Хамид и Дильбар привычно суетились между столиками, навстречу Артуру вышел Виталик.
— Почему в гордом одиночестве и на такси? — спросил он.
— Так получилось. Антонина Григорьевна еще не вернулась?
— Как с тобой уехала, так и с концами.
— Что? — вздрогнул Артур.
— Говорю, не было еще.
— Вернется, скажешь, я дома.
К Артуру спешил улыбающийся Хамид:
— Уважаемый хозяин! Проголодался, наверное. Очень вкусный лагман!
— Опосля. Сейчас в глотку не полезет.
— Чем-то расстроены?
— Башка трещит.
— А хозяйка где?
— В городе задерживается. Сейчас позвоню, — взял трубку, набрал номер Антонины. — Недоступна. Видать, скоро будет.
— Может, сто грамм коньячка? Узбекского. Голова сразу улетит, легкой станет.
— Не, — усмехнулся Артур. — Голова улетит, кто ж ее поймает?
— Кто-нибудь поймает. Хороших людей на свете много.
— Ладно, как говорят хохлы, працуй! А я пока отдохну маленько.
Калитка была заперта. Артур открыл ее, вошел во двор, в дом заходить не стал. Постоял некоторое время напротив веранды с плотно закрытыми глазами, опустился на лавку возле обеденного стола, уронил голову на кулаки…
…Спал он, видно, долго. Проснулся от телефонного звонка. Опять звонила Настя. Артур взял трубку не сразу, окинул взглядом темный двор, подошел к общему выключателю, зажег везде свет.