– Только для этого? – я обернулся к ней и коснулся ее губ своими.
– Конечно же, нет, – ответила она и улыбнулась очень нежно и немного лукаво.
Тревоги и переживания никогда не проходят бесследно. Даже если мы и не идем у них на поводу, если игнорируем их, они все равно медленно и упорно накапливаются в глубинах нашего подсознания, чтобы выплеснуться в свой урочный час.
В ту ночь мне приснился кошмар. Мне снилось, что я шел по коридору броха, по одному из тех заброшенных, пустынных коридоров, которых здесь было предостаточно. Было темно, и я решил, что Блейк, наверно, опять экономит на электричестве, ожидая атаки Кохэгена. Внезапно впереди на фоне темноты появилось нечто еще более темное, постепенно принимавшее очертания человеческой фигуры. Вначале я решил, что это Блейк или кто-то из персонала совершает дежурный обход, но затем сообразил, что фигура имеет нормальные человеческие габариты.
– Пьер? Бельмондо? – наугад спросил я.
– Не угадали, – ответил мне голос с твердым, континентальным акцентом. Человек приближался, и вскоре я увидел, что это мужчина. Одет он был подчеркнуто старомодно – в темные брюки, черные грубые ботинки с гамашами и в свободную белую рубаху. Руки он держал в карманах.
– Простите, я вас не знаю… Кто вы? – спросил я.
Он не ответил на мой вопрос. Вместо этого он начал что-то напевать по-немецки. Я понял, что знаю его, но почему-то не могу вспомнить, кто это. Лица мужчины я не видел, оно было словно окутано тьмой.
Eins – hier kommt die Sonne,
Zwei – hier kommt die Sonne,
Drei – sie ist der hellste Stern von allen,
Vier – und wird nie vom Himmel fallen!
[16] –
непринужденно напевал незнакомец. У меня похолодело внутри: немецкий язык, одежда тридцатых годов прошлого века…
– Вы не там ищете, док, – сказал незнакомец, прервав свое пение и остановившись в нескольких ярдах от меня. – Вы разве не знаете, чем занимаются цверги, эти, как многие думают, безобидные сказочные гномы? Так я вам расскажу!
Он двинулся вперед, и я наконец-то увидел мертвенно-бледное лицо Игги. На лице не было видно глаз, вместо них чернели глубокие провалы. Нос также провалился, коричневато-желтая кожа туго обтянула череп. Но я все же узнал его.
– Sie gewinnen Sternenlicht aus dem Boden!
[17] – прокричал он. – Они добывают из нее клады, но клады цвергов всегда прокляты!
– Игги, что вы от меня хотите? – спросил я дрожащим голосом. – Начнем с того, что вы давно умерли.
– И вас ждет такой же конец! – беззаботно ответил он. – Я был таким же, как вы. Я тоже считал, что двигаю вперед науку, и верил в то, что потом назвал заблуждением! Я тоже приехал сюда, влюбился и женился, но тайна не давала мне покоя. Я хотел разгадать ее, я приблизился к ней и умер.
– Какая тайна? – спросил я.
– Хотите ее узнать и умереть? – спросил он, приближая лицо ко мне. – Или что похуже – стать цвергом и добывать из земли солнечный свет для других? Я скажу вам, что лежит там, внизу, и вы никогда не вернетесь…
…меня кто-то тряс за плечи. А потом я открыл глаза и увидел насмерть перепуганное лицо Ариэль. Отчего-то я почувствовал облегчение.
– Фокс, проснись, что с тобой?!
– Что со мной? – все еще не в силах прийти в себя повторил я.
– Ты кричал во сне, – сказала она. – Метался и что-то кричал по-немецки. Ты разве говоришь по-немецки?
– Немного. Я знаю по паре десятков слов на десяти языках, если быть точным. Это нельзя назвать «говорю», – сказал я, успокаиваясь и садясь в кровати. Но Ариэль вдруг испуганно вскрикнула и вскочила:
– У тебя кровь! О, боже…
– Где? – я машинально поднял руки и ощупал лицо – почему-то я решил, что кровь идет у меня из глаз.
– Не здесь… на запястье, – сказала она, и одновременно я и сам увидел – левое запястье перечеркивала свежая неглубокая царапина.
– Пустяки, – сказал я. – До свадьбы заживет.
– До свадьбы? – засмеявшись, переспросила она.
– До нашей свадьбы, – сказал я, притягивая ее к себе и целуя в висок. – Или ты мне откажешь, если я попрошу тебя стать моей женой?
Она обвила мою шею своими тонкими ручками и шепнула:
– Что ты, Фокс Райан, я только об этом и мечтаю. И сегодня я никуда от тебя не уйду. Без меня тебе снятся плохие сны.
Мы снова легли в кровать, и Ариэль положила головку мне на грудь.
– Любимая, ты не помнишь, что я говорил во сне? – спросил я, все еще перебирая подробности моего сновидения.
– Что-то о солнце, о солнечном свете, – сказала она и, прижавшись ко мне всем телом, почти моментально уснула.
Вслед за ней уснул и я.
Наутро мой кошмарный сон по-прежнему не давал мне покоя, не шел из головы. Хоть это и нетипично для ученого, но к сновидениям я относился серьезно: возможности человеческого разума еще до конца не изучены, но ясно одно – наш мозг обладает намного бо́льшими возможностями, чем мы умеем и можем использовать. И сны – это вовсе не пустопорожние видения. Это подсознание выдает нам то, что прошло мимо сознания наяву, но выдает на своем, символическом, обобщенном языке. Иными словами, в сновидении определенно есть смысл, и нельзя не обращать на него внимания, игнорировать сигналы, которые подает нам наше подсознание.
Естественно, этот ужасающий образ Игги был вызван чтением его дневников и моей усиленной работой в лаборатории. Я переутомился. Возможно, я действительно подсознательно проводил параллели с его жизнью и своей собственной. И это немудрено – наши судьбы и правда были очень похожи. Но к чему в этом зловещем сне он пел эту песню? И эти слова?
Я не настолько хорошо знал немецкий, поэтому воспользовался голосовым поиском Гугла. Как ни странно, фраза имела смысл, если это можно так назвать.
«Они извлекают из-под земли свет звезд!»
Что это может означать?
Ариэль заметила мою задумчивость и пристала ко мне с заботливыми расспросами. Мой сон страшно ее удручил, и я все время ловил на себе ее испытующе-внимательный взгляд. Я сначала не хотел рассказывать ей о своем сне, хотя до этого историю об Игги рассказал и даже дал почитать его дневник.
Ариэль была потрясена. Она совершенно не знала об этой стороне жизни миссис Штайнер, знала лишь, что та была замужем, муж ее трагически погиб и она жила в одиночестве, храня память о нем. Читала Ариэль быстро, и вскоре мы уже обсуждали записи несчастного Игги.