– Взаимно, мне тоже очень приятно, – ответил я, глядя на него. Ростом он был с меня, только чуть сутулился. – Но вы зря меня хвалите. Я почти ничего не сделал, просто эта девушка родилась в сорочке. Кроме того, ей необходимо обследоваться у настоящего врача. У меня нет необходимой медицинской квалификации, поэтому я вполне могу…
Блейк печально покачал головой:
– Конечно, Женевьева завтра отправится в местную травматологию, но, боюсь, от этого будет мало толку. В нашей стране не только ужасные дороги, но еще и медицина на уровне позапрошлого века.
– Почему? – удивился я.
– Потому что оба наших «спонсора» не желают оплачивать расходы, которые, по их мнению, не являются необходимыми, – жестко ответил Блейк. – Женевьева, детка, ты слышала, что сказал доктор? Завтра с утра отправляйся в клинику, а если до этого почувствуешь недомогание – сразу же вызывай «Скорую». Слышишь?
– Но я прекрасно чувствую себя! У меня ничего не болит, – возмутилась девушка. Говорила она с легким «континентальным» акцентом, скорее немецким или голландским, чем французским.
– Не спорь со старшими, – терпеливо ответил ей Блейк. – Доктору, во всяком случае, виднее. Так что придется сходить.
Я потихоньку вздохнул: ну что тут поделаешь… Похоже, меня уже окончательно и бесповоротно записали в практикующие медики. Этакое светило медицины! И тут мое хулиганское настроение вспыхнуло, как сухая солома от непогашенного окурка. А почему бы, собственно, нет? Если у них так плохо с медициной…
– Время еще не очень позднее, – повернулся ко мне Блейк. – Поэтому я приглашаю вас к нам в гости. Мне и раньше хотелось с вами познакомиться, а тут такой повод.
Говорил он медленно, и я заметил легкий тик, время от времени сжимавший уголки его губ. Похоже, он еще не очень оправился от подагры. Блейк Кэрриган мне понравился. У него были широкое открытое лицо, высокий лоб и коротко стриженные седые волосы. Резко очерченные губы обрамляли глубокие носогубные складки, спускавшиеся к волевому подбородку с несимметричной ямочкой. Глаза у него были карие, но по форме точь-в-точь, как у Ариэль. Над ними кустились черные с проседью густые брови, разделенные глубокими складками на переносице. В целом его облик выражал твердость и солидность с некоторой толикой скрытой печали. Впрочем, как я убедился позже, искорки веселья, столь очаровательные у Ариэль, вспыхивали и в его глазах, пусть и гораздо реже.
– Ариэль, скажи Томасу, что цирк сегодня на нем. Пусть дождется, пока все разойдутся, и все закроет, – распорядился Блейк. – Одиль, Одетт, проведите Женевьеву, пожалуйста, на выход. На стоянке стоит Дуглас с машиной, скажите ему, чтобы развез вас по домам.
– А вы, шеф? – спросила Одиль.
Блейк махнул рукой:
– Как-нибудь доковыляем. До моего дома и полмили не будет. Не так уж я и болен, чтобы полмили не пройти.
Когда все разошлись, Блейк внимательно посмотрел на меня. Это был по-настоящему испытывающий взгляд, словно мужчина хотел проникнуть в глубину моих мыслей. Мне даже стало несколько не по себе.
– Фокс, – сказал он, наконец, – могу ли я вас так называть, по-простому?
Я утвердительно кивнул.
– Скажите, Фокс, зачем вы сюда приехали? – прямо спросил Блейк.
Мне, пожалуй, в ближайшее время от этого вопроса не отделаться.
– Откровенно говоря, мне было все равно, куда ехать, – тем не менее ответил я. – Я не выбирал Хоулленд специально, если вы об этом.
Он как-то неуверенно кивнул:
– Но вы решили остаться здесь. Почему?
Я пожал плечами:
– Почему бы и нет? Мне нравится этот городок. Здесь тихо, спокойно, приветливые люди…
– Тихо… – словно про себя повторил он. – Фокс, здесь не просто тихо. Иногда мне кажется, что в Хоулленде застыло само время. Здесь ничего не меняется и ничего никогда не изменится. Те, кого это не устраивает, уезжают. И таких, увы, большинство. Я их понимаю… но сам никогда не уеду.
Я присел на стул:
– Простите, сэр…
– Блейк, просто Блейк, – сказал он, также присаживаясь.
– Видите ли, Блейк, у меня тоже сложилось такое впечатление. Но почему это так? Что мешает поменять здешний уклад жизни?
Его взгляд ожил, но вовсе не потому, что он согласился со мной.
– Здесь никогда ничего не изменится, – настойчиво повторил он. – Не вы первый этого хотите. Вы спросили, почему мы не вызвали врача к Женевьеве. Потому что в этом нет никакого толка. В городе есть платная медицина, доступная только для держателей полисов компаний Кохэгена и Харконена…
– Но ведь это львиная доля населения!
Блейк отрицательно покачал головой:
– Полисы есть только у топ-менеджмента и некоторых чиновников. Остальные довольствуются бесплатной медициной уровня сельского фельдшера.
– Но кто мешает поехать, к примеру, в тот же Дандолк…
Блейк щелкнул пальцами:
– У среднестатистического горожанина в кармане дырка. Ему недоступны подобные услуги. А социальная медицина Ирландии на нас не распространяется, мы же, – он ухмыльнулся, – независимое государство!
– Черт, это несправедливо, – сказал я, и в этот момент вошла Ариэль.
– Что несправедливо? – спросила она.
– Мы говорим о городской медицине, – пояснил Блейк; затем он ответил мне: – Вот именно. Но ничего, ровным счетом ничего невозможно изменить.
Он с трудом поднялся с дивана.
– Этот город вмерз в толщу льда, Фокс, – вздохнул он. – Здесь только кажется все уютным, а на деле… – он махнул рукой. – Так что не стройте иллюзий, если они у вас есть. Так вы примете мое приглашение?
– С удовольствием…
И мы вышли из кабинета.
Вопреки его собственному скепсису, ходил Блейк вполне резво, если можно так выразиться в отношении человека, страдающего от подагры. Впрочем, я не был уверен в том, что это именно подагра, в конце концов, хронические артриты от нее по симптомам отличаются мало. Я решил поговорить об этом:
– А почему вы решили, что у вас подагра?
– Доктор сказал, – ответил Блейк со скептическим выражением лица. – А что, вы другого мнения?
– Не знаю, – неопределенно протянул я. – Вообще-то для точной диагностики нужны лабораторные исследования…
– Но все же вы сомневаетесь.
– Потому что вы не похожи на типичного подагрика, – ответил я. – Вряд ли вы из тех, кто злоупотребляет алкоголем или ест много красного мяса.
Блейк невольно кивнул:
– С моими доходами особо не разгуляешься.
– Это потому, что ты все деньги вбухал в мое обучение, – Ариэль взяла отца за руку. – Пап, ну зачем мне эта корочка? Что я с ней буду делать в Хоулленде?