Холокост. Новая история - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Рис cтр.№ 51

Тем не менее даже понимание того, что Америка в будущей войне может стать противником, не могло удержать Гитлера от обострения конфликта. Он полагал, что в случае начала в Европе военных действий немецкая армия сможет захватить обширные территории и победить раньше, чем США решат принять в них участие. Это вопрос скорости. И времени, конечно. В августе 1939 года фюрер говорил своим генералам: «Все эти благоприятные обстоятельства в ближайшие два-три года исчезнут… Длительный мирный период не пойдет нам на пользу»103. Необходимо закрыть сердца для жалости и действовать жестко. Такими были истинные намерения Гитлера.

Вождь нации готовился к войне, но уже не к той, которую планировал ранее. Много лет назад Адольф Гитлер хотел, чтобы Великобритания была его союзницей. Недавно он еще надеялся, что Польша поддержит Германию и выступит на ее стороне в войне против Советского Союза. Тем не менее и британцы, и поляки оказались на другой стороне баррикад. Число стран, которые в ближайшее время смогли бы противостоять Германии, необходимо было ограничить, и Гитлер направил Риббентропа в Москву, чтобы заключить пакт о ненападении со Сталиным — своим главным идеологическим противником. Но если с реализацией одного из желаний Гитлера — войной против СССР — приходилось повременить, то другое — радикальное сведение счетов с евреями — можно было начать осуществлять немедленно.

В пятницу 1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись на территорию Польши. Началась власть террора, который поставит Польшу в центр Холокоста. Все свои самые страшные лагеря смерти немцы создадут на польской земле, а Польша понесет самые большие в пропорциональном отношении к численности населения потери в ходе войны в сравнении с любой другой отдельно взятой страной. В Польше погибнет до 6 000 000 жителей, и по крайней мере половина из них — евреи. Подавляющее большинство из них не сложит голову на поле боя, а умрет вследствие сознательной политики голода, депортаций или будет физически уничтожено в прямом смысле этого слова.

С польской армией немцы расправились меньше чем за шесть недель. Отчасти этот успех был обеспечен превосходством в вооружении и тактике, но вермахт также получил подмогу с неожиданной стороны — от своего идеологического противника. 17 сентября, через две недели после того, как немецкие войска вошли в Польшу с запада, Красная армия вторглась туда с востока. Польские войска оказались смяты превосходящими силами агрессора с двух сторон. У поляков не было никаких шансов.

В Москве немецкое и советское руководство вполне по-дружески договорилось оставить на время распри и детально обсудить расчленение Польши. 27 сентября на грандиозном банкете в Андреевском зале Кремля министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп и нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов обменялись тостами, причем Молотов, поднимая бокал, сказал: «Да здравствуют Германия, ее фюрер и министр иностранных дел!»1 Этой «дружбе» было немногим больше месяца — она началась в августе 1939 года с подписания советско-германского договора, сделки, которая включала секретный протокол о распределении сфер влияния в Восточной Европе. Конечно, для фюрера, которому желал здравствовать советский нарком, это был лишь тактический ход: через 21 месяц Германия нападет на СССР.

Пока вермахт «дожимал» Польшу, Рейнхард Гейдрих, в сентябре назначенный начальником Управления имперской безопасности, согласовывал с высшим командованием армии создание более 2000 айнзатцгрупп — военизированных формирований полиции и СД, которые должны были вступить на территорию противника вслед за армейскими частями. Им предстояло подавлять враждебные Германии элементы. Одним из первых распоряжений Гейдриха стал приказ обезвредить, как было сказано в этом документе, агентов влияния из числа польского населения. В результате в первые недели вторжения было убито около 16 000 поляков — аристократов, представителей интеллигенции, священников, а также евреев и других «расово неполноценных» и тех, кого посчитали теми самыми враждебными элементами.

Злодеяниям, творимым захватчиками, не было пределов, но сами-то захватчики их таковыми вовсе не считали. Эрих Элерс, член айнзатцгруппы II, в сентябре описал в своем дневнике, как проходили массовые экзекуции «польских головорезов»2. Так Элерс назвал казни. Гельмут Бисхоф, командир другой айнзатцгруппы, докладывал начальству, что вскоре после прибытия в Быдгощ он решил поставить заложников — 14 мужчин, поляков и евреев, перед входом в управу, чтобы местное население знало: за каждый выстрел, который раздастся ближайшей ночью, один из этих людей заплатит жизнью. Бисхоф был обескуражен — польских снайперов это не остановило. «Судьбу заложников решили сами поляки»3. Рядовой немецкой армии, член транспортной команды, был свидетелем того, как полк СС «Германия» проводил массовые расстрелы евреев близ Кракова под звуки своего оркестра4.

В начале ноября 1939 года в Кракове нацисты приказали преподавателям Ягеллонского университета — одного из древнейших учебных заведений Европы, собраться в большой аудитории. Прежде чем отправить всех в Дахау, их избили прикладами. «У меня было очень строгое католическое воспитание, — говорит Мечислав Брожек, доцент университета, — и соответствующие понятия о добре и зле. В голове не укладывалось, как могло произойти такое… Это было за пределами нашего понимания…» В Дахау Брожек испытал страшные страдания. Вот его воспоминания: «После того, что я пережил в лагере, никаких общечеловеческих ценностей у меня не осталось. Мне казалось, ничего не имеет значения. Все бессмысленно… Это меня страшно мучило. Я был на грани самоубийства»5.

Очень скоро поляки поняли, какая участь им уготована: рабский — в прямом смысле слова — труд на благо великой Германии. Они славяне, а значит, обречены на то, чтобы считаться представителями низшей расы. «Школ больше не было, — вспоминает Михаэль Прейслер, которому в сентябре 1939 года было 20 лет и жил он в Западной Польше. — Их закрыли. Костелы тоже закрыли. Поляки не имели права ездить на автобусах вместе с немцами. Даже надписи были: “Полякам и собакам вход запрещен”. К нам относились, как к животным. Во всяком случае, за людей нас не считали»6.

Конечно, были в немецкой армии и такие солдаты и офицеры, которых поражали зверства, совершаемые в Польше их соотечественниками. В частности, майор Гельмут Штиф в письме домой отмечал: «Мы должны чувствовать себя здесь не победителями, а скорее преступниками… Уничтожать целые семьи — с женщинами и детьми — могут только нелюди, которые недостойны называться немцами. Мне стыдно быть немцем»7. Генерал Йоханнес Бласковиц выразил категорический протест по поводу зверств полиции и зондеркоманд СС в Польше в докладной записке, о которой сообщили Гитлеру. Фюрер пришел в ярость, кричал, что война не ведется методами Армии спасения, а потом добавил, что никогда не доверял Бласковицу8.

Впрочем, таких щепетильных было немного, а Бласковиц вообще стал исключением. Большинство старших офицеров не считали нужным сообщать начальству о злодеяниях, которые творились в Польше, этот тон задал фельдмаршал фон Браухич, главнокомандующий сухопутными войсками, сказавший в начале ноября, что евреи — самые злостные враги немецкого Volk. Через два месяца он выразился еще точнее: «Этнополитические меры, которые принимаются по распоряжению фюрера для обеспечения безопасности немецкого жизненного пространства в Польше… неизбежно должны привести к тому, что в ином случае могло бы считаться необычными, жестокими мерами в отношении польского населения на оккупированной территории»9.