Холокост. Новая история - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Рис cтр.№ 104

Гюнтер Раскин оказался среди тех, кого отобрали для работы в трудовом лагере Мановиц, рядом с заводами IG Farben. Через несколько дней его отец, который тоже попал туда, получил на производстве травму. Отцу сказали, что его отправят в Биркенау, в больницу на рентген, но один польский еврей предостерег Гюнтера — здесь никого не лечат. Его отец окажется в газовой камере. Гюнтер тоже хотел попасть в Биркенау, чтобы быть рядом с отцом, если тот каким-то чудом еще жив. «Это же такое естественное желание сына, — говорит он, — которого связывают очень близкие отношения с отцом…» Тот самый польский еврей убедил молодого человека, что ему следует остаться работать в Мановице. Его отец уже мертв. Гюнтер Раскин остался и поклялся выжить. «Мы ходили на работу колоннами по пять человек, — вспоминает он. — Я всегда старался оказаться в середине, чтобы не получать ударов от эсэсовцев, и эта стратегия помогала. И делал все для того, чтобы не попадаться им на глаза. Я не из тех, кто собирался что-то предпринимать, какой-то саботаж или еще что-то. Я хотел остаться в живых».

По пути в Освенцим эшелон, в котором ехал Гюнтер, остановился на какой-то станции в Восточной Германии. Евреи из товарных вагонов кричали: «Пожалуйста, дайте воды!» — но в ответ слышали: «Проклятые евреи! Вас еще не убили?» Гюнтер был обескуражен и подавлен этим, как и многим другим, но по-прежнему не верил, что его соотечественники, а он считал немцев соотечественниками, могут желать им смерти. «Мы понимали, что нас не повезут первым классом, — говорит Раскин. — Но уж точно не думали, что большинству из нас суждена газовая камера. Мы и не знали об их существовании»24.

Эсэсовцы делали все, чтобы о происходящем в крематориях Биркенау в лагере ничего не знали. Сами здания были огорожены, члены рабочих команд жили при них. У этих людей были самые страшные обязанности во всем Освенциме, но лучшие условия, чем у большинства заключенных. «Бараки хорошие, с кроватями, — свидетельствует Дарио Габаи, попавший в Биркенау в 1944 году. — И кормили нас неплохо. Нам не нужна была лагерная баланда»25. Кроме того, эсэсовцы часто разрешали им брать себе продукты, которые оставалась в помещениях, где евреи раздевались перед тем, как их уводили в газовые камеры. Один такой ужин описал Миклош Нисли, румынский еврей, оказавшийся в Освенциме: «На столе была скатерть, а на ней — все то, что депортированные могли взять с собой в неизвестное будущее: разного вида консервы, бекон, колбаса нескольких сортов, печенье, шоколад»26.

Кое-кто из членов рабочих команд прибирал и добро убитых евреев, в особенности драгоценности, которые были спрятаны в одежде или на теле. Все это можно было обменять на кое-что другое, более необходимое: несмотря на изолированность крематория, контакты с остальными узниками все-таки были. Отто Прессбургер, словацкий еврей, попавший в Освенцим в 1942 году, вспоминает, что у него имелась возможность попадать за забор, то есть на территорию, где находились крематории, потому что он являлся возницей. Прессбургер говорит, что всегда был не прочь провернуть с членами рабочих команд «дельце». Они хотели шнапса и сигарет, и у них было золото, чтобы заплатить. Вот свидетельство Прессбургера. «Дела лучше всего шли в крематории. Я старался получить наряд в ту сторону лагеря, где был крематорий. Там можно было кое-что купить… Однажды я зашел туда и спросил, не хотят ли они что-нибудь продать. Мне предложили украшение — паука с драгоценными камнями. В то время в лагерь попали очень богатые евреи, владельцы ювелирных магазинов. Я cпросил, что члены рабочей команды хотят за паука. Мне ответили — сотню сигарет. Я сказал, если паук того стоит, я привезу сигареты. Мы привыкли доверять друг другу. Паук был чудесный. В середине большой камень, а лапки украшены мелкими бриллиантами. Я отвез паука полякам — строителям, которые жили за пределами лагеря, а днем работали внутри, и предложил его им… Все остались с прибылью».

Безусловно, такая «торговля» была строжайше запрещена, и Отто Прессбургер, занимаясь ею, рисковал жизнью. «У ворот крематория всегда стоял эсэсовец, — говорит он. — Я придумывал разные причины, чтобы проехать. Чаще всего говорил, что мне приказали привезти песок… Но, конечно, я ехал, чтобы провернуть дельце. Меня пропускали. Проблемой было спрятать товар. Члены рабочей команды сделали небольшой деревянный ящичек в телеге у меня под ногами… Однажды я привез им тысячу сигарет. И только я достал их из потайного ящика, как получил удар по затылку и по спине. Это был пожилой эсэсовец. Он всегда ездил там на велосипеде — следил, чтобы заключенные не совершали подобных сделок… Он спросил, у кого я достал сигареты, и я солгал — сказал, что просто был голоден и украл сумку, думая, что там может быть еда. А в ней оказались сигареты. Он заорал, что это ложь… Он был каким-то младшим чином, но я называл его господином офицером, может, это и помогло. Он ударил меня по лицу… Я сделал вид, что мне ужасно больно. В итоге он забрал сигареты, а меня отпустил. Если бы он доложил об этом случае, меня бы в то же день самого отправили в газовую камеру»27. Как говорит Прессбургер, у него не было выбора, кроме как заниматься в лагере такого рода делами, потому что он хотел жить.

У членов рабочих команд подчас складывались отношения не только с узниками лагеря, но и с немцами, которые контролировали то, что они делали. Эсэсовцы в лагерях смерти, таких как Собибор, быстро поняли, что часто менять рабочую команду непродуктивно. В Освенциме, например, те, кто в нее входил, оставались в живых на протяжении многих месяцев, так что какие-никакие отношения действительно возникали. Миклош Нисли даже видел, как они играли в футбол — сборная рабочих команд лагеря против сборной эсэсовцев28. Дарио Габаи, в частности, вспоминает одного голландца — военнослужащего войск СС и характеризует его как очень доброго парня29. Морис Венеци, тоже член рабочей команды, подтверждает, что этот голландец на самом деле был из числа добродушных. «Иногда он угощал нас сигаретами, а иногда, наоборот, его угощали мы. Очень, очень хороший малый, чуть ли не по-дружески к нам относился». Но даже этот хороший малый, говорит Морис, убивал людей. «А с нами он был спокоен и даже приветлив. Я до сих пор не могу понять — почему?..»30

Конечно, эсэсовцев-садистов было намного больше. И изуверов. И настолько циничных, что человеческому разуму это неподвластно. В показаниях, данных одним членом рабочей команды и обнаруженных только спустя много лет после войны, есть свидетельство, что кто-то из эсэсовцев любил щупать обнаженных молодых женщин, когда они проходили мимо него в газовую камеру31…

Отъявленным садистом был гауптшарфюрер СС Отто Моль. Дарио Габаи считает, что Моль получал удовольствие, убивая раздетых девушек, причем целился всегда в грудь. В 1944 году в лагерь прибыла большая партия венгерских евреев. Крематории не справлялись, и часть тел приходилось сжигать в огромных ямах под открытым небом. Моль время от времени бросал в огонь детей — живых32… Альтер Файнзильбер, член рабочей команды, тоже был свидетелем садизма Моля. Один раз гауптшарфюрер приказал обнаженной женщине забраться на гору трупов рядом с ямой, прыгать и петь там, пока он расстреливал заключенных и сталкивал их тела в яму. Потом Моль убил и ее33. Этот эсэсовец внушал всем такой ужас, что у Дарио Габаи даже спустя много лет после войны при звуке мотора мотоцикла сердце начинало колотиться как бешеное, потому что он вспоминал Моля — тот приезжал в крематорий на мотоцикле34.