Немцы шли по гетто и поджигали дома, квартал за кварталом. Эдельман помнит, как бушевало пламя и ему с товарищами приходилось перебегать от одного здания к другому под натиском огня. «Пока мы не вырвались из гетто, там не стихали выстрелы, и немцы не могли сказать, что они победили раньше, чем мы ушли». Эдельман и Карми сумели покинуть гетто через подземные коммуникации и оказались одними из немногих, кто выбрался в нееврейскую часть города.
Восстание в гетто было подавлено к середине мая. В Берлин Штроп сообщил о 12 000 убитых и 56 065 задержанных евреях (цифра явно завышенная)19. Потери немцев составили 16 человек убитыми и 93 ранеными. Да, варшавские евреи добились лишь месяца отсрочки, но символическое значение этого восстания огромно. Евреи наконец оказали массовое сопротивление и продемонстрировали при этом беспримерное мужество. «Когда немцы вошли в гетто, мы стали стрелять, — говорит Марек Эдельман. — Строго говоря, мы оборонялись. Сколько можно было молчать? Или надо было сказать: “Пожалуйста, убейте и нас?”»
За несколько дней до того, как нацисты начали ликвидацию варшавского гетто, в Освенциме произошло знаковое событие. В марте 1943 года в Освенциме-Биркенау начало действовать первое из нескольких новых сооружений, предназначенных для умерщвления узников. Изначально, как мы уже знаем, администрация намеревалась построить второй крематорий в главном лагере, но потом его решили возводить в Биркенау. На стадии проектирования были внесены определенные изменения — добавлены газовые камеры. Потом крематориев решили строить три — один старой конструкции и два, так сказать, усовершенствованной. Эти два объекта, получившие названия крематорий IV и крематорий V, кардинально изменили работу лагеря. Они стали первыми сооружениями Освенцима, которые с самого начала проектировались исключительно как место, где будут проводить массовые умерщвления. Помещения, где обреченные на смерть узники раздевались, газовые камеры и кремационные печи здесь располагались друг за другом — такой своего рода конвейер смерти. Проект двух других новых крематориев выдавал их изначальное предназначение — сжигать трупы, а не убивать. В крематориях II и III залы помещения, где вновь прибывшие снимали одежду, и газовые камеры находились в полуподвале, потому что первый проект предусматривал там морги.
Четыре крематория в Освенциме-Биркенау (от II до V, поскольку крематорий I находился в главном лагере) построены были капитально и даже внешне напоминали фабричные здания. Напомним, что все сооружения в лагерях смерти Белжец, Собибор и Треблинка, созданных для реализации операции «Рейнхард», были временными, и после ее завершения подлежали уничтожению. Новые здания крематориев из красного кирпича, имеющие в своем составе газовые камеры, появившиеся в Освенциме, стали признаком активизации работы СС в Верхней Силезии. Они находились в центре сети из почти 30 лагерей, составляющих систему Освенцима, которые поставляли рабочую силу для разных промышленных предприятий, в том числе заводов, производящих вооружение, и крупного филиала химической компании IG Farben, расположенного в Мановице. Этот комплекс скоро стали называть Освенцим III.
К лету 1943 года в Биркенау (Освенцим II) в строй вступили все четыре крематория с газовыми камерами. Карл Бисхоф, руководивший их строительством, считал, что печи могут «перерабатывать» не менее 4500 трупов в сутки. Иными словами, Освенцим-Биркенау мог за год превращать в пепел 1 600 000 человек20. Уточним — это минимальные оценки. Согласно показаниям свидетелей, сжигали в Биркенау до 8000 тел в сутки21.
Во всех лагерях, действовавших в рамках операции «Рейнхард», процесс умерщвления проходил примерно одинаково. Обреченных на смерть, часто только что прибывших, заводили в специальное помещение и велели им раздеваться — будет санитарная обработка, душ. Затем они шли в эту самую «душевую», которая за самом деле являлась газовой камерой. Дверь герметично закрывалась, и через люки в потолке (в крематориях II и III) или через отверстия, расположенные под потолком (в крематориях IV и V), засыпали кристаллы «циклона-Б». После того как все умирали, помещение проветривали, и в него заходили члены рабочей команды. От процесса, отлаженного в лагерях смерти, было лишь два отличия: вместо окиси углерода использовали «циклон Б» и волосы у женщин обрезали после смерти. Но так же, как в лагерях смерти, в Биркенау эсэсовцев задействовано было немного — только те, кто обеспечивал технологию и надзор. Все физические действия, в том числе кошмар вытаскивания трупов из газовых камер, осуществлялись силами заключенных — членов рабочих команд. Важно отметить, что «циклон Б» в газовые камеры всегда засыпали военнослужащие войск СС — это ведь технология.
Хенрик Мандельбаум, польский еврей, в 1944 году являлся членом рабочей команды одного из новых крематориев Освенцима. «Мне казалось, я попал в ад, — вспоминает он. — Помню, в детстве, когда я делал что-нибудь нехорошее, родители говорили, что так поступать нельзя, а то попадешь в ад. Но когда я увидел трупы людей, умерших в газовых камерах, которые сжигали… Это было за пределами того, что могло вместить мое сознание, но что я мог сделать?.. Если бы я отказался от этой… работы, меня бы убили, верно? Я понимал, что меня убьют. Я был молод. Я потерял семью. Отец, мать, сестра и брат — все погибли в газовой камере. Я это знал, и я хотел жить и бороться. Я все время боролся за жизнь».
Мандельбаум свидетельствует, что, хотя нацисты старались поддерживать атмосферу спокойствия до того, как загнать евреев в газовые камеры, иногда люди начинали догадываться, что дело плохо. «Там было слишком много народа… кое-кто пытался бежать, таких эсэсовцы били палками по головам, лилась кровь. Бежать или спрятаться возможности не было, все оказывались в газовой камере… Когда она заполнялась, двери закрывали — они были герметичными, как в рефрижераторах». Хенрик помнит, что за каждой партией обреченных на смерть следовала машина с красным крестом. Особый цинизм здесь в том, что в ней эсэсовцы везли «циклон Б». «Кристаллы засыпали в газовую камеру… агония длилась от двадцати минут до получаса. Затем, еще через полчаса, мы открывали двери. Люди умирали стоя. Головы были закинуты — вправо, влево, вперед, назад. Кого-то перед смертью рвало, у кого-то случилось кровоизлияние, кто-то обмочился… Прежде чем сжигать тела, мы должны были обрезать женщинам волосы и у всех выдернуть золотые зубы. И еще посмотреть, не спрятал ли кто-нибудь что-то ценное — в ноздрях, за щеками, у женщин во влагалище…»22
Весной 1944 года железнодорожную ветку дотянут до центра Биркенау, это позволит подгонять эшелоны близко к крематориям II и III. До этого поезда останавливались у «рампы» — места высадки, примерно посередине между главным лагерем и Освенцимом-Биркенау. Для многих прибывающих отсюда начинался первый отрезок пути на Голгофу. Гюнтер Раскин, немецкий еврей, вспоминает, что, когда оказался на «рампе» и увидел, как отделяют женщин с детьми, подумал, что их, наверное, отправят в семейный лагерь. Селекцию на «рампе» всегда проводил врач в белом халате (правда, под халатом на нем была эсэсовская форма). Была ли у самих нацистов иллюзия, что в Освенциме обреченных на смерть отбирали на основании каких-то медицинских критериев? Конечно нет, ведь никакого обследования не проводилось — только беглый осмотр каждого. Иногда эсэсовцы предлагали прибывшим не идти в лагерь пешком, а подождать автотранспорт. Подчас это предложение принимали даже здоровые мужчины и женщины, но всех, кто не захотел идти, немедленно отправляли в газовые камеры23. По мнению нацистов, они тем самым показывали свою слабость и значит, были недостойны жить.